Убей меня нежно
Шрифт:
– А куда ты поехал, когда тебе исполнилось пятнадцать?
– То туда, то сюда.
Я начала понимать, что прямыми вопросами от Адама было сложно добиться информации.
Мы вошли в комнату, которая, как сообщил Адам, принадлежала матери. На стене висел ее портрет, и – странная деталь – рядом с засохшими цветами была аккуратно выложена пара шелковых перчаток.
– Твой отец ее сильно любил? – спросила я Адама.
Он немного странно посмотрел на меня.
– Нет, не думаю. Смотри, вот и он.
Я подошла
– Сколько отцу лет, Адам?
– Около восьмидесяти. Я был поздним ребенком. Моей самой младшей сестре было шестнадцать, когда я родился.
Отец Адама – полковник Таллис, как он велел мне себя называть, – показался мне тревожно-древним. Его кожа была бледной и тонкой. На руках проступили старческие пятна. Глаза, поразительно голубые, как у Адама, были мутными. Брюки висели на тощем теле. Он, казалось, нисколько не удивился, увидев нас.
– Это Элис, – сказал Адам. – В следующую пятницу я собираюсь жениться на ней.
– Добрый день, Элис, – произнес полковник. – Блондинка, а? Значит, сын мой, ты собираешься жениться. – Его взгляд показался мне почти злым. Потом он снова повернулся к Адаму. – Тогда налей мне немного виски.
Адам вышел из комнаты. Я не знала, что сказать старику, да и он не проявил никакого интереса к разговору со мной.
– Вчера я убил трех белок, – помолчав, вдруг объявил он. – При помощи капканов, знаете ли.
– Ого.
– Да, они паразиты. И плодятся все быстрее. Как кролики. Я застрелил шесть штук.
Адам вошел в комнату, в руках он нес три стакана с янтарной жидкостью. Дал один отцу, другой протянул мне.
– Выпей, и поедем домой, – сказал он.
Я выпила. Я не знала, сколько было времени, знала только, что на улице смеркается. Я не понимала, что мы здесь делаем, пожалуй, мне хотелось бы, чтобы мы вообще не приезжали, если бы не новый для меня образ Адама в детстве: одинокий, рядом с пожилыми родителями, в двенадцать лет потерявший мать, живший в огромном холодном доме. Что за жизнь у него была, когда он рос один с таким-то отцом? От виски у меня загорелось в горле и потеплело в груди, я целый день ничего не ела, и было понятно, что здесь тоже угощения ждать не приходится. Я осознала, что даже не сняла пальто. Что ж, здесь больше нечего делать.
Полковник Таллис тоже выпил свое виски, сидя на диване и не произнеся ни слова. Внезапно его голова откинулась назад, рот слегка приоткрылся, и оттуда вырвался скрипучий храп. Я взяла у него из руки пустой стакан и поставила на стол рядом.
– Пойдем, – сказал Адам. – Пойдем со мной.
Мы опять поднялись наверх в одну из спален. Бывшую комнату Адама. Он закрыл дверь и толкнул меня на узкую кровать. У меня поплыло в голове.
– Ты мой дом, – проговорил он хрипло. – Понимаешь? Мой единственный дом. Не шевелись. Не двигайся ни на дюйм.
Когда мы спустились вниз, полковник уже наполовину проснулся.
– Уже уезжаете? – спросил он. – Приезжайте еще.
– Съешь еще пастушьего пирога, Адам.
– Нет, спасибо.
– Или салата. Пожалуйста, съешь еще салата. Я знаю, что приготовила слишком много. Всегда так трудно рассчитать количество, правда? Именно поэтому нужен холодильник.
– Нет, спасибо, больше никаких салатов.
Моя мать раскраснелась и на нервной почве стала говорливой. Отец, всегда молчаливый, не говорил почти ничего. Он сидел во главе стола и расправлялся с ленчем.
– Вина?
– Не нужно, спасибо.
– Элис, когда была маленькой, очень любила мой пастуший пирог, правда, дорогая? – Мама была в отчаянии. Я ей улыбнулась, но не смогла придумать, что ответить, потому что в отличие от нее, когда я нервничаю, напрочь теряю дар речи.
– Правда? – Лицо Адама неожиданно просветлело. – А что еще она любила?
– Меренги. – Мать с видимым облегчением вздохнула, она нашла тему для разговора. – Свиные шкварки. И еще мои ежевичные и яблочные пироги. Банановое пирожное… Она всегда была стройной, но вы даже не поверите, сколько она могла съесть.
– Очень даже верю.
Адам положил руку мне на колено. Я почувствовала, что краснею. Отец важно прокашлялся и открыл рот, чтобы что-то сказать. Рука Адама пробралась мне под подол юбки и ласкала верхнюю часть бедра.
– Все кажется немного неожиданным, – объявил отец.
– Да, – поспешно согласилась мать. – Нам очень приятно, конечно, очень приятно, и я уверена, что Элис будет счастлива, к тому же это ее жизнь, и она сама знает, что делать. Однако мы думаем, к чему такая спешка? Если вы уверены друг в друге, почему бы не подождать, а потом…
Рука Адама переместилась выше. Его уверенный большой палец оказался у меня в промежности. Я сидела не шевелясь, сердце колотилось, все тело трепетало.
– Мы поженимся в пятницу, – сказал он. – Это внезапно оттого, что и любовь приходит внезапно. – Он довольно нежно улыбнулся матери. – Понимаю, что с этим непросто свыкнуться.
– И вы не хотите, чтобы мы пришли, – прочирикала она.
– Дело не в том, что мы не хотим, ма, но…
– Двое свидетелей с улицы, – спокойно произнес он. – Два незнакомых человека, так что на самом деле там будем только мы с Элис. Так нам хочется. – Адам повернулся ко мне всем корпусом, и я почувствовала себя так, будто он раздевает меня прямо перед родителями. – Правда?