Убей меня!
Шрифт:
– Кого?
– спросил я зло.
Тихий вздохнул, ушел. А ночью он опять пришел, сказал, что так никто и не решился подступить к Бессмертному Огню. Значит, никто, подумал я, не закалил меча на криворотых. А не ушел бы я, то бы, глядишь, хоть кто-нибудь... А вслух сказал:
– А! Смерти ждут! Сначала Хрт, потом своей.
Тихий кивнул. А я сказал:
– А прежде, все-таки, моей! Небось как к Ольдемару явятся, поднимут на мечи.
– Нет, ярл!
– воскликнул Тихий.
– Что ты! Не посмеют! Теперь они тебя ох как страшатся! Теперь ты им грознее Хрт!
Ну что ж, подумал я, быть может, я хоть через страх заставлю
Но если человек собрался умирать и уже лег, руки сложил, закрыл глаза и, главное, он рад тому, что вот он, наконец, и отдохнет, то разве его кто-нибудь спасет?! Да тут уже как ни лечи его, чего ни обещай, а он не встанет. Он не хочет! Так и Ярлград. И потому они - как мухи сонные. Да нет, уже как дохлые. И потому и шепчут за спиной: "Четыре дня до смерти нам. Три. Два!" И Хрт кричит - да так, что слышно даже в тереме. И ночью не заснуть. А что ни день - гонцы: Кнас этих сжег, Кнас этих перебил, Кнас отрубил Стрилейфу голову, изжарил, а после выел ее всю и обглодал, а череп сохранил, украсил бронзовой чеканкой - и получилась чаша для питья. И Кнас из нее пьет и говорит: "И Барраславу то же будет!" - и смеется.
А Хрт кричит: "Убей меня! Убей!"
И я возненавидел Хрт! Если б не он, не эти душераздирающие вопли, я б отстоял Ярлград! Ибо и стены здесь крепки да и припасов предостаточно, дружина многочисленна. А так...
Прибыл еще один гонец - наверное, последний - и известил, что криворотые совсем уже на подступах и завтра будут здесь. И что их тьмы и тьмы. И что их одолеть нельзя. И что...
– Довольно!
– сказал я.
– Все слушаем да слушаем. Пора уже и посмотреть на них!
Но прежде посмотрел на воевод. Все опускали головы. Конечно, можно было приказать тому или тому, никто не отказался б - не посмел. Но я хотел, чтоб кто-то добровольно вызвался. Ведь так же не бывает, быть не может, чтоб все совсем уже вот так...
И верно! Решился Шуба. Встал, сказал:
– Как повелишь!
А я сказал:
– Так мы же заодин пойдем. Но нам еще бы с полусотню конных. И чтоб охотников, а не по принуждению. Сам понимаешь!
– Ха! Найдутся и охотники!
Охотники действительно нашлись. Я подождал, пока совсем стемнеет, а уже после вывел их из града. Мы скрытно шли, копыта не стучали. И шли мы без огней, без разговоров. Ночь была темная, безлунная. Мы правили на зарево. И это зарево все разрасталось, разрасталось. А после мы увидели костры. И было тех костров... огромное число! Но мы еще приблизились. Еще. Потом я повелел - и мы все спешились. Стояли, слушали...
Они еще не улеглись - песни пели, кричали. Криворотые - наглый, крикливый народ. Даже во время дружеской беседы они постоянно перебивают один другого. А до чего они надменны! У них ведь от рождения рты вовсе не кривые. Это уже потом, с годами, от постоянной надменной гримасы линия их губ приобретает ту неприятную подковообразную форму, из-за которой их все и зовут криворотыми. А что они стреляют хорошо, так это ведь от трусости: тот, кто не решается сойтись с противником лицом к лицу, вынужден прибегать к различным постыдным уловкам - стрельбе из лука, волчьим ямам, отравленным колодцам, колдовству. А то, что я сейчас лежу в засаде, так то не уловка военная хитрость. И, кроме того, я еще и даю своим воинам возможность получше рассмотреть врага и убедиться, что ничего особенного - кроме, конечно, численности - в криворотых не сыщешь. А уж что касается вооружения, одежды, нравов и даже наречия, на котором они изъясняются, так тут и вообще у нас с ними немало общего. А со своими воевать у нас богатый опыт. Так что осталось только подождать, пока их стан затихнет, а потом...
А было то уже совсем под утро...
– В седла!
– шепнул я.
Сели в седла. И я, меч обнажив, вскричал:
– Хей! Хей!
И и мы - с места в галоп - и на врага:
– Хей! Хей! Хрт! Макья! М-макья! М-макья!
Под "Макью" хорошо рубить. Да и под "Хрт!" тоже неплохо. И мы рубили их! Копытами топтали! Визг! Вопли! Хрт! Хрт! Хрт!
А после резко - и все вдруг - враз развернулись и ушли. Они нам вслед стреляли...
Но это хорошо стрелять, когда рука тверда и не дрожит от гнева или страха. А так все стрелы уходили мимо! Отъехав, мы остановились, смотрели на их стан, смеялись. А рассвело уже, их теперь хорошо было видно. Конечно, мало мы успели, не больше двух-трех сотен порубили, а их тут тьмы и тьмы. Но все-таки победа есть победа! И пусть они теперь кричат себе, грозят, пусть запрягают, строятся, пусть начинают выдвигаться, пусть впереди бегут стрелки и пусть себе уже и целятся, стреляют в нас! Тьфу! И еще раз тьфу! И я кричу:
– Смотрите! И запоминайте! А после всем расскажете, какие это криворотые и криворукие и кривоглазые! Кого страшиться? Х-ха!
И Шуба:
– Х-ха!
И вся дружина:
– Х-ха! Ха-ха!
Вот было как! Три сотни криворотых полегло, а мы ни одного не потеряли! И не спеша, у Кнаса на виду, мы двинулись к Ярлграду. Шли на рысях, смеялись, балагурили. И Шуба то и дело восклицал:
– Ну, ярл! Ну, день какой! Н-ну, я тебе скажу!
Да и дружина вся - дружина как дружина! Потом... Оно как-то само собой случилось: чем ближе подъезжаем, тем все медленней. И смолкли шутки, и беседы замерли. Я хмурился, я делал вид, как будто ничего не замечаю.
Вот и Ярлград. Дорога повернула в гору. Мы вовсе перешли на шаг. Смотрю: на стенах никого, в воротах никого. Да и...
Ворота настежь-то! Кто хочешь приходи - бери! Я осадил коня! Привстал на стременах, прислушался...
Шум! Где-то далеко, чуть слышный. Это шумит толпа. И, надо полагать, на капище. А Хрт пока молчит!
Я посмотрел на Шубу, на дружинников. Все они мрачные, все насторожены...
И ждут, что я скажу. Но - вижу ведь!
– что не хотят они в Ярлград! Что им там делать? Слушать Хрт? Смотреть...
А мне?! Вот только что был славный бой, все было хорошо, все сам своим мечом - решал. А тут...
И я задумался. И на Ярлград смотрел. И...
Чувствовал, как закипает во мне гнев! Ведь я же знаю, что меня там ждет! Ведь для чего они сошлись капище и для чего кричат? Ведь для того же, ярл! А я - какой я ярл, какой я Барраслав?! Нечиппа Бэрд, ахристратиг, любимец легионов - вот кто я в самом деле! И Тонкорукий, а не Хрт должен молить меня...
И все-таки...
Я брови свел, сглотнул слюну, дух перевел... И так сказал: