Убей свою любовь
Шрифт:
– Разумеется. Вы сейчас единственная девушка в бистро.
Я огляделась – действительно столы сзади и впереди моего были пусты, в углу на диване сидели двое пожилых немцев, а за маленьким столиком «на одного» у самого окна рассеянно читал газету и прихлебывал чай молодой парень в намотанном поверх ворота рубашки шарфе. Выходило, что конверт адресован действительно мне. Я поблагодарила и принялась вскрывать его. На стол выпали три фотографии, на которых я увидела дома из темного камня – старые семиэтажки с высокими потолками, если судить по размерам окон. Наверху – мансарды, и только в одном месте – круглое отверстие в качестве украшения. Судя по крупному кадру, именно это
Придется идти туда, осматриваться и выяснять, как попасть в подъезд. Но, когда я стала убирать снимки обратно в конверт, то там же обнаружила прямо на стенке приписку карандашом: «Ключ уже у тебя в номере, инструмент принесу на место завтра, будь готова в 15.00». Хорошенькое дело – кто-то был в моем номере... мало приятного, граждане. Этак после «задания» меня ночью могут запросто придушить подушкой и списать мою смерть на обострившуюся во влажном климате астму... а что, у тети Сары же она есть, почему не быть и у меня – в скрытой форме?
Я расплатилась за обед и побрела на улицу, куда выходить из этого райского уголка совершенно не хотелось – там вновь лепил мокрый снег. Но нужно было идти на адрес и перед этим еще завернуть в отель за ключом от подъезда.
По дороге я позвонила мужу, расписала красоты Питера, которые мне якобы удалось увидеть до обеда, выслушала наставления о том, как одеваться, и попрощалась. От этого разговора стало как-то мутно и тоскливо на душе. И еще почему-то в сердце воткнулся острый крючок и мешал, мешал, причиняя страшную боль.
В номере я выпила несколько капель сердечного, взяла со столика длинный ключ, на деревянной рукоятке-набалдашнике которого значилась вырезанная цифра «два» – номер подъезда, – и вышла снова в сплошную стену мокрого снега. Капюшон, натянутый на глаза, не спасал, лицо неприятно мерзло, хотелось теплый плед и чашку горячего молока с медом – и поближе к камину. Но нужно было идти к объекту.
Дома я нашла быстро: оказалось, что их расположение довольно хорошо врезалось мне в память. Да иначе и быть не могло – такая архитектура у нас, например, не встречалась. У меня и сейчас, когда я остановилась в небольшом дворике, заныло что-то в душе – мне бы хотелось, чтобы какие-то окна в одном из этих домов были моими. От старых зданий веяло таким спокойствием, что даже странно становилось, что завтра одно из них станет маскировочным пунктом для убийцы – уж давайте своими именами...
Я помотала головой, сбрасывая оторопь, и принялась осматриваться. Встав спиной к тому дому, где будет мое место, я сразу поняла цель – крыльцо небольшого юридического агентства. Тот, кто направил меня сюда, просчитал все – в три часа дня на Лиговском будет очень шумно, рабочий день, и потому никто сразу не отреагирует на произошедшее. Мало того – я смогу спокойно выйти из двора и уйти, не приковав к себе пристального внимания.
Я уже собралась уходить, когда, повернувшись влево и подняв голову, увидела точно такое же «окно», как то, из которого мне предстояло стрелять. Не знаю почему, но у меня засосало под ложечкой. Повинуясь какому-то непонятному чувству, я пошла к тому подъезду, где располагалось «не мое» окно. Мне повезло – как раз в этот момент из подъезда выкатилась девушка в пуховичке и спортивных брюках, держа на поводке белую лохматую собачку.
– Грифон, гулять! – крикнула она звонко, спуская животное с поводка. Собака кинулась во дворик с радостным лаем, и даже отвратительная погода не мешала ей. Хозяйка осталась под козырьком подъезда, спокойно вытащила сигаретку и закурила, рассеянно наблюдая за кульбитами, выдаваемыми собакой.
Я же, буркнув какое-то извинение, аккуратно проскользнула в не успевшую еще закрыться дверь. И вот тут мой запал как-то поутих – на седьмой этаж пешком в доме, где потолки три метра... Хорошая зарядка для ног, особенно когда одна из них до сих пор прихрамывает...
На подъем у меня ушло добрых полчаса, ну, может, минут на пять меньше. Так вот, оказывается, что чувствуют старушки, живущие на верхних этажах многоэтажек, в момент отключения лифта. Те еще ощущения...
Но это все померкло перед тем, что открылось моему взору на чердаке. Там, как раз у окна, на деревянном лежаке, похожем на пляжный, лежал старый, но еще вполне пригодный спальный мешок, рядом в консервной банке была укреплена свечка, а под лежаком, куда я аккуратно залезла рукой, обнаружился армейский бинокль. И что-то мне подсказало, что это тоже «лёжка», но для того, кто должен будет убрать меня...
Я бессильно опустилась на лежак и сжала пальцами переносицу. Все ясно как день – я не вернусь домой, обо мне «позаботятся». В тот самый момент, когда я сделаю свою работу, тот, кто ляжет здесь, сделает свою. Если только... если только я его не перехитрю, но на это мало шансов – я не профессионал. Я просто стрелок-любитель, ну, может, стреляющий чуть лучше остальных. И еще я женщина. И редкостная дура. Увидеть Питер – и умереть. Шикарно.
Я возвращалась в отель в самом паскудном настроении, какое только можно себе представить. У меня нет выхода. Чердак просматривается отлично, и с хорошей оптикой снайпер не промажет, то есть вариант «откатиться в угол» отпадал за ненадобностью. Кто же тогда клиент, если заказчик так перестраховался? Я узнаю об этом завтра – и завтра же это знание уйдет со мной в могилу. Как в голливудском боевике: «Она слишком много знала».
Говорят, в американских тюрьмах приговоренным к смерти разрешают в последний день все, что только они пожелают. Интересно, что могу позволить себе я?
Снова зайдя в прекрасное бистро, я попросила упаковать мне заказ с собой, покурила у окна, исподтишка наблюдая за посетителями – их по-прежнему было немного, в основном – иностранцы, выпила стакан сока. Внутри словно включился не видимый никому таймер, отсчитывавший последние часы и минуты моей жизни. Когда заказ в красивом пакете оказался на столе передо мной, я положила на серебряное блюдце деньги, забрала пакет и вышла. Бутылку вина купила в магазинчике через дорогу.
– Прощальный ужин, ха-ха, – расставив все это на столике в номере, я попыталась даже как-то себя повеселить, но тщетно.
Очень тянуло позвонить отцу, Саше – но я останавливала себя усилием воли. Не надо. Пусть они думают, что это несчастный случай.
Ночь пролетела быстро, и я встретила хмурый питерский рассвет на подоконнике большого окна с сигаретой в руке. Внизу работала снегоуборочная машина, и трое рабочих ловко сгребали снег с тротуаров. Несмотря на ранний час, город уже проснулся – спешили на учебу студенты, появлялись собачники, волочимые на поводках своими питомцами. Прямо под окном, шумно галдя, проследовала в сторону вокзала группа туристов с чемоданами – пластиковые колеса бороздили дорожки в свежем снегу. Так странно – все спешат, улыбаются, идут куда-то... Живут. А я скоро перестану. И почему-то это меня не пугает – вино, что ли, причиной?