Убей свою любовь
Шрифт:
– Ты знаешь, Санька, а ведь какая странная штука душа... прикипел к тебе – не оторвать, и все боялся, что кто-то тебе расскажет, а ты и кинешься – родные все-таки.
– Тю! Таких родных знаешь куда надо? Ага, вот то-то! Все, пойдем спать, я что-то совсем уже...
Встав с пола, я потянулась и сказала:
– Мне бы теперь Сашку поднять.
– Он сам поднимется. Совсем обгорел теперь твой Акела.
– Ой, ерунда, мне неважно – лишь бы живой, здоровый и мой.
– Да? – вдруг лукаво усмехнулся отец. – А как же твой качок в блестящих стрингах?
Я чуть
– Кто?! – не совсем натурально удивилась я, и папа хмыкнул:
– Ой, да не юли, Сашка, давно уже все знаем, и я, и Акела.
С ощущением, что мне врезали под ложечку, я опустилась в кресло и жалобно посмотрела на отца:
– Ты шутишь?
– Ни грамма. У тетки твоей Сары шпионская сеть почище ментовской, все пронюхала и донесла, едва ты в самолет села.
– И Акела все это время... знал?!
– Знал. Но он же не дурак, чтобы по такой ерунде воспаляться. Погуляла – и ладно.
Щеки мои горели, как бумажные маки на первомайской демонстрации. Какой позор... муж знал, что я переспала с каким-то стриптизером, и молчал...
– А что он тебе должен был сказать? Ай-я-яй, нехорошо? Ты и сама знаешь. Поехать и порвать его там на сто пар стрингов? Не для Акелы – так низко падать. Так и сказал – мол, было и было. Надо же ей с чем-то сравнить.
– Фу, папа, хватит! – взревела я и побежала к себе, сопровождаемая отцовским смехом.
Документы о своем удочерении я все-таки прочла, но скорее просто из любопытства, чем из желания узнать, кем были мои настоящие родители. Вполне благополучная семья, и женаты были, когда я родилась, и работали оба. Но в отказном заявлении, написанном моей маменькой Ириной Антоновной, значилось: «Не имею материальных возможностей для содержания и воспитания ребенка». Очень смешно – зубной техник и инженер-технолог на предприятии в то время не могли содержать ребенка, имея даже отдельную квартиру. Но папа пояснил, что собирались эти товарищи в длительную загранкомандировку, и я им там была совсем не нужна. Вот так – родили и отдали, чтобы не мешала деньги копить на автомобиль «Москвич». Дай им бог здоровья...
Больше я никогда не возвращалась к разговору о настоящих родителях, словно их и не было вообще. Это не они меня – это я их вычеркнула. У меня есть отец – пусть не самый законопослушный гражданин, зато ему я нужна.
Я стала много времени проводить с мужем, потому что больше меня никуда не тянуло, а забота о нем доставляла удовольствие. Окрепнув, он стал подолгу рассказывать мне какие-то увлекательные и интересные факты из самурайских преданий. Я слушала, боясь перебить, и понимала, что Акела в своей стихии, и все, что о нем говорят, неправда – он вот такой, спокойный, увлеченный и ни капли не жестокий. Сложись его жизнь чуть иначе – мог бы стать преподавателем, например. Мне казалось, что это бы ему очень подошло – никогда прежде я не встречала людей, способных настолько заинтересовать и заставить проникнуться их увлечениями.
Однажды я решилась и рассказала ему о том, что узнала от отца. Акела долго молчал, поглаживая мою руку пальцем.
– Знаешь, малышка, необязательно быть родными по крови, чтобы чувствовать родство. Фима вот не обращал на это внимания.
– Ты... даже не удивился? – медленно проговорила я, и он вздохнул:
– Я это знал с того момента, как женился на тебе. Еще до свадьбы Фима меня к себе вызвал и объяснил, что к чему. Да еще и пообещал – сама понимаешь, что и за что.
– И ты знал и даже не намекнул?!
– А зачем, Аля? Что это меняет? Мне неважно, кто твой отец на самом деле, тебя Фима воспитал. И потом – ну, тебе ли задавать подобные вопросы, когда столько лет ты ухитрялась сохранять в тайне все, что знала о Семене? А ну как спрошу – почему не поделилась со мной? – Он улыбнулся, насколько позволяло обожженное лицо, покрытое коричневой коркой. – Так что не только ты умеешь хранить чужие секреты, Аленька.
Когда Саша смог выходить на улицу, мы часто бродили по двору и наслаждались тишиной, покоем и обществом друг друга.
– Мне нужно было взорваться в машине, чтобы стать ближе к собственной жене, – шутил он, а я была просто рада, что он ходит, двигается, разговаривает, что он спокоен и ничем не озабочен, как бывало.
И как-то тихим мартовским утром Сашка вдруг произнес то, о чем я думала с того самого дня, как узнала правду о себе.
– Аленька, а как ты думаешь, мы с тобой могли бы...
– Что?
– Мы могли бы взять ребенка из детдома? – И я едва не задохнулась от очередного доказательства его любви и понимания.
– Мы могли бы подумать, – пробормотала я, пряча слезы.
Счастье – оно напоминает по цвету радугу, оно переливается и искрится, оно источает сладкий аромат первой клубники и нежных цветов. Именно такое ощущение возникло у меня, когда я вышла из машины и замерла на крыльце детского дома. Сегодня исполнится мечта моего мужа – он станет отцом. Нашу дочку зовут Соня, это кудрявая шатенка с распахнутыми карими глазами. И она не испугалась, когда впервые увидела Акелу. Сашка не хотел сначала подниматься в огромный зал, где нам предстояла встреча с девочкой, и я в душе понимала его опасения, но все-таки настояла на своем, и мы пошли вместе. Девочка смущенно топталась на одном месте и не решалась подойти ближе, но потом, когда Акела присел на корточки, вдруг рванулась и побежала к нему. Остановившись в шаге, она спросила, чуть картавя:
– Можно, я тебя потрогаю? Ты настоящий?
– Потрогай, – улыбнулся он, и девочка крошечным пальчиком дотянулась до его щеки.
– Настоящий, – удовлетворенно кивнула она и побежала в группу, крича на ходу: – А мой папа будет работать пиратом!
Сегодня я приехала за ней одна, и девочка, встретившая меня в холле уже одетой и с плюшевым зайцем под мышкой, огорченно спросила:
– А где папа?
Она с первого дня стала называть Сашку папой, хотя меня не называла никак. Я не обижалась, понимая, что должно пройти время.