Убежище чужих тайн
Шрифт:
– А я тебе что говорил? – торжествующе спросил Казимир. – Ну, приводи себя в порядок, и пойдем есть мороженое! Предупреждаю, я страшно обижусь, если моя племянница не окажется самой красивой дамой в Полтаве…
И хотя Амалия только что пережила настоящий взрыв отчаяния, она все же поймала себя на том, что улыбается.
Глава 26. Первое и последнее звено
Амалия проснулась в шестом часу утра и долго лежала в темноте с открытыми глазами. Мысли ее постоянно возвращались к маленькому сыну; чем-то они напоминали круговорот, когда один обрывок
Она была неспокойна, и то состояние лихорадки духа, которое она переживала, было для нее сравнительно новым. Когда женщина беспокоится о чем-то и когда мать беспокоится о своем ребенке – это совершенно разные переживания, несопоставимые по интенсивности. Но Амалия хорошо знала себя и почувствовала, что к ее беспокойству примешивается какое-то новое ощущение, с самим Мишей никак не связанное.
Амалия заворочалась в постели, пытаясь устроиться поудобнее, но сон забыл о ней, и она забыла о нем, как только осознала, что именно – кроме сына – ее тревожит. Вчера она услышала – или сама сказала – что-то, что было первым звеном к разгадке дела Луизы Леман. Интуитивно она нащупала ниточку, которую достаточно было лишь немного потянуть – и все, клубок бы размотался.
Мокроусов сказал, что убийца Надежда, а она сказала, что убил он. Нет, не то, все это мы уже сто раз проходили…
Кинжал, украденный из ящика… Не то.
Кто вообще мог убить Луизу Леман? За что ее было убивать в самом деле, да еще так рассчитанно и жестоко? Почему жены Сергея Петровича умирали молодыми? Была ли их смерть насильственной, и если да, имела ли отношение к Луизе?
И тут Амалия поняла, каким образом были связаны все три убийства, – и клубок, вокруг которого она блуждала столько времени, стал разматываться на глазах.
– Нет, – воскликнула она, садясь на постели и отбрасывая обеими руками назад длинные светлые волосы, – этого не может быть!
Позвольте, а почему бы и нет? Разве не она сама вчера сказала…
– Ну конечно же, – бормотала Амалия, уставившись невидящим взором на пыльные бархатные портьеры на окнах, – с самого начала можно было понять, что тут что-то не так… И первую жену, и вторую отравили, но не из-за денег… Хотя нет, все-таки из-за них… Да, вот теперь все сходится. – Она глубоко вздохнула. – Но этого человека голыми руками не возьмешь. Убийство Луизы Леман было осуществлено так, что комар носу не подточит… Нужны доказательства… А откуда я их возьму?
Едва дождавшись утра, она послала три записки: одну – Сергею Петровичу, другую – доктору Гостинцеву и третью – Николаю Лаппо-Данилевскому.
– Делайте что хотите, сударыня, – сказал Мокроусов, которому Амалия путанно и довольно туманно объяснила, что от него требуется. – Не буду вам говорить о размерах моей благодарности, если вы наконец-то сумеете разобраться в этом деле. Лично я отдал бы половину своего состояния человеку, которому бы это удалось.
Через час после его ухода явились Гостинцев и студент, и им Амалия тоже объяснила, что от них потребуется.
– Это ключ от черного хода особняка, который принадлежит Сергею Петровичу. Из слуг в доме находятся только Елена Кирилловна, ее сын и кухарка. Садовника сегодня нет. Когда я войду
– Это похоже на роман, – заметил доктор с улыбкой. – Но ради вас, сударыня, мы готовы на все, что угодно!
Николай Лаппо-Данилевский был куда менее красноречив. Он лишь спросил:
– Убийца будет наказан?
– Если я заставлю его сознаться, – сказала Амалия, посерьезнев. – Но должна честно вас предупредить, что шансы не слишком велики.
Елена Кирилловна проводила Амалию в гостиную, где на стене висел портрет очень красивой женщины в белом платье, чем-то напоминающей Луизу Делорм, и сказала, что хозяин уехал к врачу, но обещал в скором времени вернуться.
– Скажите, это Луиза Леман? – спросила Амалия, кивая на портрет.
– Да, это она.
– Капризная линия губ, великолепные волосы – художник поработал на совесть, – заметила Амалия, оборачиваясь к Елене Кирилловне. Сегодня та была одета не в серое платье с белым бантом, а в бордовое, но отчего-то, когда Амалии впоследствии случалось вспоминать это дело, перед ее мысленным взором всегда возникала аккуратная фигурка с гладко зачесанными волосами и непременно в сером.
– Сергею Петровичу тоже очень нравится этот портрет, – сказала Елена Кирилловна серьезно. – Вам угодно подождать его, госпожа баронесса?
– Подождать? Пожалуй. – Амалия усмехнулась. – Полагаю, вашему хозяину будет очень интересно узнать, кто на самом деле убил Луизу Леман.
– Для него тут нет никакого секрета, – покачала головой Елена Кирилловна. – Ее убила Надежда Кочубей.
– Нет, вы не правы. Луизу убила попелюха.
– Что? – изумилась экономка. – О чем это вы?
– Попелюха – это чудовище, рождающееся из пепла, который крестьяне бросают в болото, – пояснила Амалия. – Она бродит по ночам, и горе тому, кто попадется ей на пути. Три человека, Елена Кирилловна, погибли оттого, что вовремя не распознали, кто перед ними.
– Вам угодно шутить, госпожа баронесса? – спросила Елена Кирилловна спокойно. – Простите, я вынуждена оставить вас одну. В таком большом доме, как этот, приходится много работать.
– Что ж, идите. А я все равно скажу Сергею Петровичу правду. Потому что я знаю, что попелюха – это вы.
– Сударыня, вы бредите! – Экономка отшатнулась. – Простите, но это неслыханно…
– Ну что вы, Елена Кирилловна… Разве вы никогда не думали, что однажды кто-нибудь вас выведет на чистую воду? Вы же умная женщина и понимали, что кто-нибудь когда-нибудь сможет догадаться. Так вышло, что догадалась я. Вы их убили, Елена Кирилловна, всех троих… Одну зарезали, двоих отравили – кстати, разными ядами, чтобы доктора ничего не заподозрили. Ведь подозрительно же, когда в одном доме две женщины умирают с одинаковыми симптомами, не правда ли? А так – у одной будто бы был сердечный приступ, у другой – рак желудка, а так как, по чистой случайности, они умерли в том же возрасте, что и Луиза, можно запустить слух, что это неспроста и что это она с того света позвала их к себе.