Убежище
Шрифт:
Страх сдавил сердце Эвелин, будто железным обручем, когда она следила за вливающейся в ее тело жидкостью. Она подняла глаза на своего тюремщика, охваченная паникой, ища на его бесстрастном лице объяснение, дыхание ее стало коротким и частым. Она хотела о чем-то спросить, но тут почувствовала странное жжение в руке. Через мгновение это ощущение стало распространяться, добираясь до кончиков пальцев и поднимаясь к груди, и стремительно нарастало, превращаясь из покалывания в жгучую мучительную пытку, пока наконец все ее тело не охватил огонь, как будто ее кровеносная система стала трубопроводом для горящего топлива.
Ее напрягшееся от боли тело затрепетало, взгляд затуманился, губы задрожали, на лбу выступил пот.
Эвелин казалось, что ее пожирает внутренний огонь.
Человек
— Интереснейшее вещество! Называется капсаицин. Мы получаем его из перца чили, хотя, когда мы едим его в энчилада, это совсем не то, что ввести его концентрат прямо в кровь, верно? Я хочу сказать, подумайте об этом. Причина, по которой он так сильно жжет, когда мы его едим, с точки зрения эволюции представляет собой защитный механизм. Таким образом растение отпугивает животных, которые могли бы его съесть. Для всех остальных животных этот механизм срабатывает, но не для человека. Нет, мы совершенно другие. Мы пользуемся маленьким красным перчиком, мы его не боимся. Мы изучаем его, выращиваем и извлекаем из него удовольствие. Своеобразное удовольствие. Во-первых, мы добавляем его в различные блюда, по желанию и по своему вкусу. Нам доставляет удовольствие та боль, которую он нам причиняет. Но это ничто по сравнению с наслаждением, которое мы получаем от него, используя для причинения боли другим. Вы знаете, что индейцы майя в наказание своенравным девицам втирали его им в глаза и, когда сомневались в девственности девушек, в их половые органы? А инки занимали позиции с подветренной стороны от неприятеля и разводили перед сражением огромные костры из перца чили. И даже в наше время китайцы используют его для пыток тибетских монахов. Они привязывают их к столбу, а вокруг разжигают бушующий костер, куда бросают перец. От этого костер полыхает еще сильнее, не говоря уж о том, как он действует на глаза монахов. Спрей с перцем или чили с мясом? Потрясающий овощ! И знаете, что самое удивительное? Мы открыли, что он также обладает огромными возможностями в качестве обезболивающего средства. Представляете, обезболивающего! Какова изобретательность человека!
Он напрасно тратил слова. Эвелин видела, как шевелятся его губы, слышала обрывки предложений, но ее мозг не мог улавливать смысл слов. Волны острой боли сотрясали все ее тело, поражали каждую клеточку, подбирались к самому сердцу. Она пыталась представить себе что-то надежное, какую-нибудь мысль или образ, которые можно было бы противопоставить боли, и уцепилась за всплывшее в мозгу лицо Миа, не искаженное от крика, каким оно было в переулке, а спокойное и улыбающееся, каким оно обычно бывало. Она находилась уже на грани потери сознания, когда так же внезапно, как боль пронеслась через нее, жжение стало ослабевать. Она несколько раз глубоко вздохнула, с ужасом готовясь к новому приступу боли, но та не вернулась. Просто погасла, как гаснет огонь.
Человек в белом халате с мрачным любопытством наблюдал за ней, как за подопытным кроликом. В его ледяных глазах не отразилось ни малейшего сочувствия. Он лишь мельком взглянул на свои часы и кивнул, как будто мысленно отметил реакцию Эвелин и ее продолжительность.
В голове у Эвелин запечатлелись его последние слова, произнесенные перед инъекцией. Он назвал эту пытку маленьким примером того, что может ее ожидать.
Не просто примером, а маленьким примером!
Она даже и представить не могла, что означало применение полного курса пыток.
Он наблюдал, как она приходит в себя, и кивком дал знак беззвучно маячившему за ее спиной привидению. Тот придвинулся и дал Эвелин воды, затем скользнул в темноту. Человек в белом халате наклонил голову, его длинное тело будто сломалось пополам, когда он приблизился к ней и внимательно заглянул ей в глаза.
— Полагаю, теперь вам есть что мне сказать? — отрывисто спросил он.
Глава 18
Миа чувствовала себя непривычно уязвимой, когда вместе с Корбеном покинула отель
Эвелин оказалась в Бейруте в то время, когда город только начал приходить в себя после событий, которые жители стоически называли «беспорядками». Центральное правительство практически бездействовало, и трудно было найти жилище, оснащенное такими основными достижениями цивилизации, как электричество и телефонная связь. Потому-то и было удобно жить вблизи «Коммодора», уже обладавшего ими. Отель не переставал обслуживать как своих гостей, так и жителей близлежащих домов. Университету удалось снять для Эвелин приличную квартиру на третьем этаже серого дома буквально напротив отеля, и с тех пор эта квартира стала для нее настоящим домом. Правда, из окон квартиры открывался не самый лучший вид в городе — не на море с пламенеющими над ним закатами, не на мощные горы, окружающие город на востоке, — зато с наступлением темноты ей не приходилось возиться с керосиновой лампой. К тому же бармен отеля умел готовить довольно приличный мартини, да и вообще здешний выбор вин был весьма достойным и умеренным по цене.
За многие годы Миа не раз приезжала сюда в гости к матери, особенно летом, пока не стала посещать колледж. После получения работы в Бейруте она пару раз заходила к матери, но уже не испытывала того праздничного настроения, как в детстве. А предстоящий визит тем более не обещал быть радостным.
Приблизившись к ее дому, Миа указала на него Корбену. Тот незаметно оглядел улицу, а затем провел ее через стеклянные двери в просторный вестибюль первого этажа. В доме типичной постройки 1950-х годов — шестиэтажном, из оштукатуренных бетонных блоков, с большими балконами по всему фасаду — чувствовался модернистский дух Баухауса, что также означало отсутствие электронных жучков и других уловок разведки, которые присутствуют в более современных постройках. Двери в вестибюль днем были открыты, а на ночь запирались. Обычно перед входом сидел консьерж, покуривая сигару или играя в нарды, ведя при этом с приятелями бесконечные разговоры о политике, но сейчас его на месте не оказалось.
Они вошли в лифт старой модели, со скрипящей металлической сеткой, где следовало вручную закрыть дверцы, после чего он приводился в движение, и поднялись на третий этаж. Свет падал на площадку через маленькое окошко наверху, но Миа включила освещение через таймер. На каждом этаже находилось по две квартиры, и Миа направилась к той, что слева. Корбен внимательно осмотрел замок. Затем перевел взгляд на дверь квартиры напротив и указал Миа на нее.
— Будьте любезны, встаньте здесь, хорошо? — Он повернул ее спиной к двери.
— Так?
— Да, хорошо. — Он прислушался, убедился в том, что, кроме них, никого нет, и вернулся к квартире Эвелин.
Миа не очень поняла смысл его просьбы. Он расстегнул молнию на косметичке и, вынув какой-то тонкий инструмент, стал осторожно ковырять им в замке. Миа слегка повернула голову и поняла: он поставил ее так, чтобы ее голова закрывала глазок в двери противоположной квартиры. Она с любопытством посмотрела на Корбена.
— Кажется, вы представились мне экономическим советником, — прошептала она.
Он бросил на нее взгляд и беспечно пожал плечами:
— Именно такая должность указана на моей визитной карточке.
— Верно. Значит, вас еще учили взламывать двери?
Он сосредоточенно возился с замком, который щелкнул как раз в тот момент, когда погасла лампочка на площадке.
— Это был факультатив, — с довольной улыбкой пояснил он.
Она улыбнулась в ответ, настроение ее явно улучшилось.
— А мне кажется, здесь никто не помнит, что он изучал в колледже.