Убить Батыя!
Шрифт:
Я вскочила, стараясь поскорее натянуть на себя одежку, и чтобы не замерзнуть, и чтобы не засекли в полуголом виде. Уже одевшись, я вдруг вспомнила ночные объятия и осторожно покосилась на постель. Мне снилось, что прижималась к Вятичу, или это действительно было? Ну ни фига себе! Ведь не пила вчера ничего. Надо же до чего битвы с нечистью доводят, не могу понять, то ли приснилось, то ли действительно спала с мужиком. Вернее, спала-то в буквальном смысле, потому как ничего большего не было.
Но плечи упрямо чувствовали его руки, а спина и… и что пониже спины – его ласку.
– А вниз по Волге – Золотая Орда…
Услышав мои вокализы, в избу заглянула молодая хозяйка. Я, не в силах остановиться, продолжила, словно интересуясь у нее:
– Как пойдет таять снег – ох, что будет потом?
А как тронется лед – ох, что будет со мной?
– Не знаю, – пожала плечами женщина.
– Все будет тики-так!
– Как?
– Хо-ро-шо! Просто замечательно!
– Ага, твой муж так же сказал.
– Кто сказал?
– Муж твой, они уже в лес ушли.
Я взвыла:
– Без меня?!
– Ага, муж сказал, тебя не будить.
Так… значит, муж и не будить?! Сейчас я ему покажу, как воевать с нечистью без меня. Против «мужа» я, к собственному изумлению, ничего не имела.
Оделась моментально, схватила со стола кусок хлеба и метнулась в сторону леса. Там действительно стояла почти толпа, причем круг был явно распечатан, и деревенские вошли в лес спокойно, хотя и с опаской. Мужики рыли ямы отдельно для останков своих и монголов.
Вятич стоял посреди лесной дороги, о чем-то беседуя со старостой. Тот кивал, соглашаясь.
– Ты почему без меня ушел?
– Спала так сладко, что жаль будить.
– Вятич…
Вот как его спросить про ночь? А если мне все приснилось, посмеется, да и вообще…
– Что?
Ну никаких намеков на ночные ласки. Приснилось, точно приснилось! Это уже плохо, потому что видеть даже полуэротические сны вредно. Значит, мне чего-то не хватает. Чего может не хватать здоровой нормальной женщине? Мужика! Внутри меня все возмутилось, нет, мне вовсе не мужика не хватало, я не могла бы представить рядом даже вон того красивого молодого парня, заглядывавшегося на меня, несмотря на стриженую голову. Я не вспоминала объятия Романа и уж тем более оставшегося в Москве двадцать первого века своего бойфренда Андрея. А вот Вятича представила.
Это что? Мне опасно находиться рядом с сотником, так можно и действительно попасть к нему в постель…
Он смотрел на меня, ожидая ответа на вопрос, и я спросила совсем не то, что хотела:
– А Вуга где?
– Пока в дальнем конце леса, потом, когда все уйдут, выйдет, ее и Никла надо отправить в Верхний Мир, они заслужили. Знаешь, если бы Вуга и Никл ценой своей гибели не заперли в этом лесу монголов с десятком русских воинов, деревни бы не было.
– А почему они-то погибли?
– Настя, справиться с сотней воинов можно только ценой собственной жизни, что наяву, что в потустороннем мире.
– Значит, она хорошая?
– В какой-то степени да. Вообще, не бывает чего-то только хорошего или только плохого.
Вятича
– Кости закопали, хотя и не хотелось землицу-матушку этой поганью обижать.
– Ничего, землица нам простит. Теперь навий надо успокоить, чтоб больше не мучили.
Староста чуть походил вокруг Вятича кругами и вдруг предложил-попросил:
– А ты не останешься ли у нас? Ну, хоть до весны?
Я от такого вопроса даже задохнулась: как можно остаться, если нас ждет Батый?! Вятич заметил мое возмущение, рассмеялся:
– Не останусь, Настасья вон не позволит.
Староста метнулся ко мне:
– А чего ж не остаться? Ваш Козельск разрушили? Батый ушел. А мы бы вам хорошую избу поставили, все сладили, всем снабдили… Коровку, овечек… Лошадь, чтобы пахать! – быстро уточнил он, словно я страшно боялась остаться без пахоты весной.
Я помотала головой:
– Нас дружина ждет. И монголы пока только отошли, кто знает, куда пойдут весной. Если сюда, так и пахоты не получится.
– Чур меня! – ахнул староста, видно, натерпелись страха, когда Батыево войско проходило мимо.
Старосту отвлекли, а я наконец решилась хоть завуалированно задать Вятичу интересующий меня вопрос:
– Это ты сказал Смеяне, что мы муж и жена?
Сотник что-то с интересом изучал вдали и ответил, не оглянувшись на меня:
– А что я мог еще сказать? Ты против?
Теперь его глаза смотрели в мои, я почти задохнулась, утонув в их голубизне, с трудом сглотнула и помотала головой:
– Нет.
– Правда?
– Да.
Пальцы Вятича тихонько тронули мою щеку со шрамом, убирая волосы за уши, спустились по шее, чуть ниже… Я замерла, закусив губу.
Но тут жизнь снова прозаически вмешалась в мои переживания голосом старосты:
– Все сделали.
– Да, – Вятич повернулся к старосте и отправился с ним в глубь леса.
А я осталась стоять, оглушенная и счастливая… Я так давно с Вятичем, так привыкла к его постоянной защите, к его надежности, к его крепкому плечу, это мое второе «я», – что забыла о том, что он мужчина, а я женщина. Это не было предательством памяти Романа, просто Роман – это уже мое прошлое, а Вятич настоящее и… неужели будущее? Я поймала себя на том, что, пожалуй, не против.
– Вятич, мы не можем остаться, нам еще Батыя ловить. – Я чуть не плакала, поняв, что он не собирается немедленно уходить.
– Настя, чуть позже, Батый никуда не денется. Завтра Солнцеворот, не время куда-то уходить.
Солнцеворот… это, кажется, 25 декабря? Католическое Рождество? Интересно, это как-то празднуется здесь? Я уже поняла, что деревня очень мало почитает христианских святых, зато вовсю верит тем же Вуге и Никлу. Здесь не было не только храма, но и просто часовенки, а ходить через тот самый лес в соседнюю деревню километров за двадцать никто, конечно, не собирался.