Убить демиурга!
Шрифт:
Глава 9
Ритуал родства
Лед и Искра ушли молча, не зная, то ли им обидеться на выходку матери, то ли рассмеяться. Впрочем, казалось, Ане уже было все равно. Ручка снова взлетела в воздух, новый лист гербовой бумаги лег на рабочий стол перед Владычицей. Однако задержись кто-нибудь из альсоров на пороге и прислушайся, непременно уловил бы, как бормочет красавица себе под носик:
– Слушают они. В одно ухо залетело, в другое усвистело. А повиноваться вообще не способны, стервецы, лишь что им выгодно исполняют, а на иное с десяток отговорок изобретут.
– Вы же
Эльсор так горестно вздохнул, будто его, невинную «фиялку», обвинили в государственной измене и сию минуту поволокут на эшафот. Не сдержавшись, засмеялись Лед и Искра. Ана погрозила закрытой двери кулачком и тоже захихикала, потихоньку, чтобы сыновья не зазнавались.
С улыбками на губах трое альсоров проследовали на последний этаж замка, а там по крутой лестнице и на плоский участок крыши, огороженный тремя декоративными башнями так, что составлялся равносторонний треугольник, открытый если не всем ветрам, то небу и дождю.
Тем не менее на серо-голубых камнях храма было чисто. Имелись короткие каменные скамьи вдоль стены, а в центре возвышался большой черный камень неправильной формы. По легенде, это и был первый из камней, принесенный первым из династии Владык Альрахана на место, назначенное для постройки замка. Почему каменюку не уложили в фундамент, а заныкали про запас и потом заволокли на крышу – было для альсоров загадкой. Не раз им случалось зубоскалить по этому поводу, перемывая косточки достойному предку. Вот, кстати, кости первого из династии, в отличие от камня, в фундамент были вмурованы. Ясное дело, после кончины достойного Владыки. Живым он бы точно не дался, и того, кто пожелал бы эдакого, ждала почетная участь стать заменой!
Словом, как-то раз подвыпивший Инзор, возвратившийся из затяжной торгово-посольской поездки, выдвинул самую логичную из пестрого вороха версий: негабарит. То есть камень, раздобытый предком, был забракован архитекторами как негабарит, а чтоб их за возражения Владыке не отправили на эшафот, они спешно изобрели почетный способ использования раритета в качестве алтаря родового храма. С тех пор и повелось.
Именно на алтарный камень неопознанной конфигурации была водружена родовая чаша. Тому, кто умудрился ее разместить почти параллельно плоскости пола, тоже следовало бы поставить персональный памятник.
Чаша была артефактом, чьей силе Владычица дозволяла проявляться в Альрахане. Или, точно утверждать никто бы не взялся, могущество чаши имело тот же исток, что и власть Владычицы, и потому власти над ней у правителей не было.
Между собой альсоры рассуждали о загадке чаши так же, как и камне-алтаре, но только между собой. Иным, непосвященным, не принадлежащим к семье Владычицы, сам вход в храм был закрыт и в переносном, и в прямом смысле слова. Чужак не смог бы подняться на крышу, вернее, поднимающийся – Пепел как-то раз провел несколько следственных экспериментов – оказывался на соседней крыше, где ничего, кроме красивого флюгера и черепицы, не имелось. Подопытные кролики, разумеется, так ничего не поняли, потому живые объекты эксперимента Эльсор устранять не стал. Не любил лишней жестокости. В мирах и без того ее хватало.
В храме на крыше, в отличие от прочего Альрахана, всегда было ясно. Днем без пощады било в глаза ослепительное солнце, заливая камни расплавленным золотом, ночью искристый звездный покров не скрывали тучи и облака. Вот и сейчас закатное солнце полоскало крышу, а плиты замкового двора столь же усердно полоскал ливень.
Если бы родовой храм был хоть чуть более уютным и менее пафосным местом, пожалуй, с троицы сыновей Аны сталось бы бегать сюда загорать. Однако даже в отрочестве такое не приходило в буйные головы альсоров.
Сейчас они, торжественно печатая шаг, проследовали от входа на крышу до алтаря и закатали рукава. Глеану, как старший, положил руку на камень рядом с чашей и практически сразу ощутил леденящий холод костяной рукояти длинного ножа.
Лезвие тоже было из кости. О происхождении его в семье ходили легенды: оружие сделали то ли из не замурованной в фундамент частицы первого предка, то ли из великого демонического монстра, коего предок прикончил к вящей славе рода. Никогда не тупящееся, остротой превосходящее добрую сталь и появляющееся на алтаре лишь по зову одного из рода Владычицы, оружие было великолепно, вне зависимости от его этиологии.
Лед провел кончиком клинка по ладони и передал его Пеплу. Альсор повторил действия брата, настала очередь Инзора. Тот тоже не стал мешкать. Костяной клинок был так остер, что, лишь когда Искра закончил порез на ладони, кровь тонкой красной линией украсила кожу Льда.
Последний из братьев, завершив ритуальное членовредительство, не глядя опустил ритуальный клинок на алтарь. Смотри не смотри, им ни разу не удавалось увидеть, как и куда исчезало призванное оружие. Может, просто рассеивалось в воздухе, как и внимание альсоров.
Три руки взметнулись над алтарем и переплелись. В чашу заструилась кровь мужчин. Обычная тускло-серая, больше всего похожая на невзрачный ночной горшок без ручки емкость преобразилась с падением первой же капли живительной влаги. Она начала наливаться светом, подобным прохладному сиянию луны. По стенкам чаши заструились письмена и узоры, завораживающие, приковывающие взор и абсолютно нечитаемые. Каждый, кто смотрел на них, в этот миг чувствовал, что понимает их смысл и значение во всей полноте. Но стоило свету угаснуть, а узорам истаять, как и великое знание об их сокровенной сути испарялось из памяти, будто вода с раскаленного песка пустыни.
– Я принимаю Веронику из рода Соколовых мира Террон в род Гиалов сестрою! – в унисон прозвучали голоса трех альсоров.
В тот же миг случилось кое-что незапланированное: из-за уха Льда сорвался заложенный за ухо цветок мэальны. Он рухнул точно в чашу и погрузился в бурлящее содержимое. Почему-то жидкости всегда было куда больше, чем жертвовали те, кто вставал у алтарного камня. Возможно, предполагал Инзор, при проведении ритуала в чаше появлялась кровь тех из рода Владык, кто соизволил откликнуться на ритуальный зов. Трое мужчин застыли, не представляя, как отреагирует чаша на добавление в нее чего-то еще кроме крови. Вдруг рванет, да так, что никому пронесшему инородные предметы в священное место мало не покажется?