Убить дракона
Шрифт:
– Красота абсолютна: она существует, как мир – не зависимо от нас… Независимо, смотрят ли на нее чьи-то глаза, способны ли они осознать то, что видят… И все же, глаза – это призма: если некому увидеть, то и красота – не познана. А значит – не существует. Но что значит познание? Мы чувствуем прекрасное сердцем – именно оно отзывается на зов… Она невыразима, необъяснима, непередаваема – ее можно лишь ощутить… Но вместе с тем, это лишь понятие, которым оперируют в рассуждениях: а значит, оно – логично… И значит красота – это разум: ведь удается же вам вписать
Я думаю о том, как мимолетна истинная красота. Она угасает уже сейчас, пока мы еще видим ее… Каждое безмерно малое мгновение – отлично от других. И то, что придет на смену существующему – будет иным, но не менее прекрасным… Все меняется: что-то уходит безвозвратно, а что-то появляется, что бы уйти в свой черед… Ни одно мгновение из ушедших – не вернется назад. И за то время, что ты здесь – облака перешли дальше, солнце опустилось, небо сменило оттенок… И даже через множество лет – это не повторится. И так и должно быть – нет ничего вечного, неизменного. Даже звезды гаснут… Но ведь что-то всегда рождается в замен. И я думаю, что красота вечна: ведь каждое из этих новых мгновений, как и каждый из лучей солнца – прекрасен. По-своему… Это движение и есть – Вечность.
Дракон умолк, и полностью растворившаяся в его голосе Наир, вздрогнула и очнулась. Великолепный, величественный, волшебный закат уже почти догорел, но ей показалось, что Скай и дальше собирается так же сидеть, созерцая потоки времени.
Дракон…
Наир скрутила себя в узел, идя к нему: вот уж действительно духу… несущему в себе нечто особенное, чем люди и придуманные ими боги…
– Если вы так цените жизнь и красоту, то зачем убиваете друг друга? И нас…
– Разве я только что не объяснил тебе, девочка, что смерти – нет? Смерть – лишь иллюзия, последняя граница, которую способен воспринять разум… Каждую секунду нашей жизни – мы меняемся, умирая и не сознавая того… И снова рождаемся, что бы умереть… Жизнь и смерть – одно, тем более прекрасное, что так неуловимо!
– Но зачем убивать?!
– Что бы жить… И потом, ты не думала, что не ценя смерти – мы не ценим и жизни?
Ты плохо слушала, девочка…
Наир бесстрашно подошла к краю пропасти. Жить – остро ощущая каждый миг: его приход и утрату, перерождение в следующий – да, именно это наверное и значит жить! Но – так жить можно лишь на пороге смерти, зная о ее скорой неотвратимой неизбежности, иначе страсть притупляется…
– Но ведь это все равно, что вечно сгорать в пламени!!! В чем смысл?
– Смысл? В чем смысл ветра? В чем смысл скал? В чем смысл мира? В том – что он есть…
Уже стемнело, и Наир едва различала дракона. Почему-то ей казалось, что он улыбается, объясняя очевидное несмышленому ребенку, хотя знала, что Скай никогда не улыбается…
Скай… Прости… Я не сумела понять не только ответ, но даже – сумела ли задать тебе тот самый, сокровенный вопрос…
Я смотрел на нее, застывшую над обрывом, и думал…
Есть особая прелесть в суетности мира… В его непрерывном кипении.
В огромном
Можно погрузиться в него, растворяя себя… Можно созерцать, как картину, написанную причудливыми красками… Но рано или поздно – все краски сливаются в одну: как слепит россыпь драгоценных камней.
Что бы познать все грани, убедиться в чистоте воды – бриллиант должен быть отделен.
Выставлен на границу света и тьмы…
Туда, где нет ничего лишнего…
Холод ночи пробудил ее от неясных образов и раздумий, и заставил обратиться к более насущному.
Боги! – ужаснулась Наир, – я ведь теперь не спущусь отсюда!
Она обернулась туда, где только что сидел Скай, но дракона не было… А в следующее мгновение вокруг туловища сомкнулась могучая длань, и Наир вознеслась в высь…
Когда дракон опустил ее перед входом в пещеру, девушка была в полуобмороке, и как бы аккуратно он не действовал, Наир просто рухнула на подмерзшую землю. Она отчаянно пыталась выпрямиться и загнать подальше воспоминание о кратком полете, впечатавшимся в мозг вихрящейся тьмой…
Подойдя к озерцу – плеснула в лицо ледяной водой и только после этого вошла в пещеру. Представшее глазам зрелище было на столько мирным, что у Наир мелькнуло подозрение о галлюцинации, вызванной недавним душевным потрясением: Скай, сидя на корточках спиной к ней, обжаривал над небольшим костерком хлебец из оставленной ею здесь сумки. Пошатываясь, она обошла его кругом и села напротив, поближе к огню.
Дракон, который незадолго до того сказал ей больше, чем за все время ее пребывания в его миссии, снова похоже абсолютно забыл о ней. Наир ощутила дикое разочарование: только что, он говорил ей такие слова – значит, считал, что она может понять их… Так почему же теперь он ведет себя так, словно она была скучной книжкой, которую можно полистать по случаю и отложить?!
А на что ты собственно рассчитывала, дурочка? – ядовито спросила себя Наир, и тут дракон протянул хлебец ей…
Она помедлила, прежде чем принять его, и уставилась на ломтик в своих руках так, словно это нечто доселе невиданное. Забавно, а ведь Скай никогда не разделял с ней изысканных трапез: иногда наблюдал, но не разделял – так маслинку какую-нибудь перехватит, проходя мимо… К черту! – вдруг развеселилась Наир, – все в когтях дракона!
Вот этого самого дракона… А ведь она ни разу не видела драконов в их настоящем облике, даже сегодня, когда Скай спустил ее с утеса.
– Почему ты здесь? – задала Наир новый вопрос, – Не уходишь совсем, но и не остаешься?
Тут же она ощутила, что этот вопрос был немного неуместен, задан как бы преждевременно… Дракон взглянул на нее, повел ресницами в сторону:
– Неизбежность… Есть ли она? И если есть – не мы ли сами порождаем ее?
Это было слишком для одного вечера: как если бы на умирающего от жажды вдруг обрушилась целая волна. Наир поспешила переменить тему, потому что молчание было ей слишком неприятно.