Убить футболиста
Шрифт:
— Надо хорошенько просеять приемники-распределители, — подал реплику Дробыш.
— Мысль дельная, — согласился с другом Громов. — Мне тут списочек составили по этому поводу. Из него следует, что в столице сегодня действует одиннадцать учреждений социальной помощи: пять домов ночного пребывания, две социальные гостиницы, центр социальной адаптации и три специальных отделения в домах-интернатах. Общее число мест в этих учреждениях — 1505. Однако есть одно «но»: интересующий нас субъект предпочитает в этих заведениях не тусоваться — без паспорта в те же ночлежки не пускают.
— Надо дать на него ориентировку по городу. Раздобыть его фотографию, я надеюсь, не проблема? Он ведь какая-то знаменитость — хоккеист, кажется? — вспомнил
— Футболист. А знаменитость он бывшая, и его фотографий в киосках уже давно не продают. Паспортный стол тоже отпадает — в его личном деле фотография отсутствует. Говорят, отклеилась.
— Ну а в клубе, где он играл?
— В «Спартаке» тоже какая-то лажа. Кадилин ушел оттуда в восемьдесят восьмом и с тех пор больше в клубе не объявлялся. Ты, Петрович, не поверишь, но и там мне сказали, что его портретов не осталось.
— Почему же не поверю? — с усмешкой в голосе произнес шеф. — Тут недавно я с одним журналистом встречался, который пишет историю МУРа, ходил с ним в наши архивы. Так вот там выяснилось, что фотографии многих наших прославленных сыщиков либо отсутствуют, либо сохранились в плохом состоянии. Это наша общая беда — не умеем мы хранить свою историю. Вот и с футболистом твоим та же история: когда играл — был нужен, а перестал — забыли. Как же ты его найдешь?
— В «Спартаке» посоветовали поговорить с бывшим врачом команды Павлом Семеновичем Белоноговым. Сказали, что в свое время он был в очень хороших отношениях с Кадилиным, да и сейчас вроде бы тоже. Дали его координаты. Я звонил ему домой, он назначил мне встречу на пять часов. Сейчас, — Громов взглянул на свои часы, — двадцать минут пятого. С вашего разрешения я отправлюсь туда немедленно…
От здания ГУВД на Петровке до Люсиновской улицы, где проживал бывший спартаковский эскулап, на громовской «восьмерке», в народе именуемой «зубило», было полчаса езды. Однако в районе станции метро «Серпуховская» Громов попал в пробку и потерял из-за этого добрых пятнадцать минут. Проклиная все на свете и устав сигналить впереди стоящим автомобилям, Громов целиком отдался на волю провидения и вновь ушел в свои мысли. А думал он все о том же: кто мог поднять руку на такого влиятельнейшего вора в законе, каким являлся покойный Иван Андреевич Леонов, известный в преступной среде под прозвищем Мудрец.
Биография этого человека выглядела весьма неординарно. Родившись в интеллигентной семье (его отец был профессором филологии, мать — художником), Леонов до поры до времени рос вполне благополучным ребенком. Закончив школу с золотой медалью, он поступил на юридический факультет МГУ и уже на первом курсе зарекомендовал себя как одареннейший студент. Однако в 1957 году в Москве прошел Всемирный фестиваль молодежи и студентов, который самым радикальным образом повлиял на судьбу Леонова, — во время его проведения он связался с валютными спекулянтами и постепенно втянулся в их махинации. Сначала работал на «подхвате», а затем стал получать и первые самостоятельные задания. Через полгода благодаря своим недюжинным способностям Леонов стал одним из помощников знаменитого валютчика Яна Рокотова по прозвищу Косой. Однако в мае 1961 года КГБ провел массовые аресты в среде столичных валютчиков, и Леонов в числе других спекулянтов был арестован. Ему грозила «вышка», но благодаря отчаянным потугам его родителей, которые подняли на ноги всех своих влиятельных знакомых, Леонову «впаяли» не расстрел, как Рокотову и его ближайшим сподвижникам, а всего лишь восемь лет лагерей. Но Леонов отсидел только половину и был выпущен на свободу с мотивировкой «за хорошее поведение».
Однако свое примерное поведение в неволе Леонов не сумел повторить на свободе. В немалой степени его возврату в преступный мир способствовали и нелады в личной жизни. К тому времени умер его отец, не вынеся позора, свалившегося на его голову с арестом сына, а мать повторно вышла замуж за известного писателя и совершенно отдалилась от сына. И Леонов вновь взялся за старое. Благодаря связям, которые он приобрел в неволе, он сошелся со знаменитым вором в законе Анатолием Тарасовым и стал одним из верных его сообщников. На пару они тогда создали одну из первых в столице банд, которая собирала дань с цеховиков, частных коллекционеров, торговцев наркотиками. В этом тандеме Тарасову отводилась роль технического руководителя, а Леонов был мозговым центром. За его недюжинный ум и смекалку подельники дали ему прозвище Мудрец.
Однако в начале семидесятых банда была разгромлена, и Леонов вместе с дружками угодил в тюрьму. Эта отсидка подняла его сразу на несколько ступеней вверх в уголовной иерархии. В неволе он сумел завоевать доверие воров, и незадолго до выхода на свободу те его короновали. С тех пор Леонов еще дважды сидел за решеткой и последний раз освободился в конце восьмидесятых.
Мудрецу довольно быстро удалось найти свое место в новых экономических условиях. Согласно оперативным данным, он обеспечивал «крышу» нескольким коммерческим структурам, существующим исключительно для отмывки общаковских накоплений. Причем большая часть этих средств переводилась за границу. Для этого Мудрец наладил хорошо отлаженную систему. Из нескольких банков, которые он контролировал, выколачивались межбанковские кредиты, которые затем аккумулировались в одном банке. Там эти деньги конвертировались, и большая их часть уплывала за кордон.
Между тем, несмотря на огромные денежные средства, которые проходили через руки Мудреца, он продолжал являть собой традиционного вора-бродягу, который в своей деятельности строго придерживается старых понятий. Например, в быту Леонов был чрезвычайно скромен — у него не было ни роскошной дачи, ни престижной иномарки, он не посещал дорогие рестораны. За свою нелюбовь к крепким выражениям и вечную опрятность он заслужил в уголовной среде еще одно прозвище — Чистюля. Не терпел он и насилия. За все время своего пребывания в рядах воров в законе он не вынес на сходках ни одного смертного приговора. Однако последнее обстоятельство не помешало неким браткам вынести смертный приговор самому Леонову. Кто же эти люди?
В качестве возможных убийц вора в рассуждениях Громова фигурировали три различные группы: кавказцы (согласно оперативной информации, Леонов имел долю в ряде коммерческих структур, находившихся под контролем славянских группировок), казанские (чем черт не шутит, вдруг кто-то из них решил на свой страх и риск отомстить обидчику) и отморозки. Была еще четвертая группа — спецслужбы, но Громов счел эту версию неправдоподобной. Мифическую группу спецназовцев «Белая стрела», о которой было так много разговоров два года назад, теперь уже никто не вспоминал. Сам сыщик в своих выводах все больше склонялся к тому, что Леонова устранили отморозки, которым он мог встать поперек пути. Однако для подтверждения этой версии требовались веские основания. Некоторую ясность в этот вопрос могла внести встреча Громова с секретным агентом «Стрелой», который имел обширные связи в криминальном мире. Однако эта встреча, из-за отсутствия агента в Москве, могла состояться только дня через два, а пока Громову приходилось ломать голову над этой проблемой в одиночку.
За этими неторопливыми размышлениями Громов наконец доехал до нужного дома на Люсиновской улице и, припарковав машину во дворе, вошел в подъезд. Лифта в этом доме, именуемом в народе «хрущобой», не было, поэтому на четвертый этаж, к квартире № 8, Громов поднялся пешком. Надавив на кнопку звонка, он стал терпеливо ждать, пока ему откроют. Вскоре он услышал, как за дверью послышались чьи-то неторопливые шаги, а затем отчетливый мужской голос произнес обычное: «Кто там?»
— Это из милиции, Павел Семенович. Час назад я звонил вам по телефону, — отозвался Громов.