Убить Герострата
Шрифт:
* * *
– Ну что же, - дежурный опер посмотрел на меня с брезгливой гримасой: наверно, вид у меня был аховский. – Приступим. ФИО?
Последнее слово прозвучало так, словно он тихонько свистнул. Я не поняла и переспросила:
– Что?
– Для дураков повторяю, - медленно и раздельно, но без тени раздражения сказал он. – Фамилия. Имя. Отчество.
Я лихорадочно соображала, как быть. Вот назовусь сейчас, они пробьют по компьютеру и…
– Увалова. Алла Валентиновна.
– Дата и место
– 11 октября 72-го года. Ленинград.
– Адрес?
– Я здесь не прописана.
– Не зарегистрирована, - поправил он.
– А где?
– Нигде.
– Бомжуем? – опер золотозубо улыбнулся.
Если бы не этот передний золотой зуб, он был бы очень даже ничего. Высокий, чуть полноватый, лет тридцати, не больше. Рубашечка с коротким рукавом, серые брюки. Русые волосы аккуратно подстрижены, темные глаза отливают спелой вишней. Даже сломанный нос его нисколько не портил.
– Да нет, - вздохнула я, памятуя, что лучший обман – это полуправда. – Жила в Сочи, развелась с мужем. Выписалась, приехала сюда. Хотела купить жилье, да не вышло. Снимала квартиру.
– Адрес? Ну, съемной квартиры?
Я назвала адрес своей приятельницы Ольги. Она два года назад вышла замуж за финна и жила то в Турку, то в Питере. Так что я вполне могла бы снимать у нее квартиру – проверить это было бы непросто.
– Работаем, значит, в этом гадюшном кафе?
– Да. Правда, всего несколько дней.
– А раньше?
Ой, где же я могла работать-то? Как раз вот это проверить – раз плюнуть.
– Да так, по мелочи. Газеты в электричках продавала, мороженое. Попробуй без документов куда-нибудь устроиться.
И снова ой! Что же это я ляпнула-то?
– Почему без документов?
– Украли.
– Почему не обратилась в милицию?
– Не знаю, - я решила изображать набитую идиотку. – Прописки-то ведь нет.
– Ну ладно, - опер потер красные, наверно, от усталости, глаза. – На этом предварительную часть будем считать оконченной. Что можем сообщить по существу?
– Этот гад пытался меня изнасиловать. Я защищалась. Ну, и ударила его. Чем под руку попало.
– Свидетели этого не подтверждают.
– А вы что, хотите, чтобы он меня при свидетелях насиловал? – возмутилась я.
– Если честно, единственное, чего я хочу – это спать, - опер снова потер глаза. – Вторые сутки на ногах. Ладно, я свое дело сделал, дальше пусть следователь с вами гуторит.
Он нажал на кнопку, и в кабинет ввалился форменный бугай. В смысле, в форме.
– В обезьянник? – спросил он.
Поколебавшись, опер сжалился:
– Нет, в камеру.
В кино камера – это что-то ужасное: темное, грязное, с осклизлыми стенами и набитое арестантами по самую крышу. Здесь же было достаточно светло, вполне чисто, и стены, судя по незначительному количеству наскальной живописи, побелены не так давно. На широком деревянном топчане сидела тетка лет сорока, вполне приличного вида, в деловом костюме, и сосредоточенно выковыривала длинным наманикюренным ногтем грязь из-под ногтей другой руки.
– Присаживайся! – она подвинулась, освобождая мне место. – Тебя за что?
– Треснула одному козлу по башке. А вас?
– Да так, ерунда. Мужа убила.
Ничего себе! Я на всякий случай отодвинулась подальше. Такая, вроде, приличная дама. На вид проворовавшийся бухгалтер или, на худой конец, мошенница. Да, как обманчива природа, сказал ежик, слезая с кактуса. Хотя… Мужья бывают всякие. Я снова вспомнила про суму и тюрьму.
Как только бесконечные тарелки и кастрюли оказались далеко, в голову немедленно полезли мысли о… главном. Да как остро и больно! Мой тайный мазохизм встрепенулся и начал раскладывать карты-воспоминания в замысловатый пасьянс.
Корнилов. Вот он целует меня на берегу озера – то нежно, то настойчиво. И он же – стремглав убегает в лес.
Динка… Мы сидим в ее кухне и пьем кофе с пенкой.
Валерка… “Ваш родственник сдал вас за три копейки”.
А может, это все-таки неправда?
Может, вообще – все это неправда?!
Как я колебалась, поверить Антону или нет. И что?
Нет, об Антоне вообще думать не хочу. Потому что – приходится это признать – думать о нем еще тяжелее, чем даже о Герострате.
Но… “Лена, я, кажется, русским языком сказал тебе: она останется здесь”. “Я к Маше. Соскучился”.
Когда я училась в четвертом классе, у нас была учительница по математике, помешанная на логических задачах. Те, кто хотел иметь “5”, должны были непременно делать все “дополнительные задания”. Одну такую задачку я помнила до сих пор. В ней говорилось о трех мальчиках и трех девочках, живущих в разных городах. Зловредные дети встретились и начали напропалую врать друг другу, кто где живет. Требовалось определить их происхождение, на основании того, что только один из них говорит правду.
В моем случае все было гораздо сложнее. Я крупно сомневалась, что хотя бы один из всех компании говорил правду.
От мыслей о вранье глобальном я плавно перешла к вранью частному – своему собственному.
Допустим, я не слишком похожа на свою паспортную фотографию. Но запросить Сочи и убедиться, что девичья фамилия Аллы Уваловой Мартынова, - большого ума не надо. И что дальше?
В тех детективах, которые я читала по долгу службы и просто для удовольствия, подробности милицейско-прокурорского делопроизводства обычно опускались. Видимо, авторы сами слабо в этом разбирались. Мои собственные юридические познания состояли из обрывочных воспоминаний о школьном курсе обществоведения и каких-то статей в газетах.