Убийца, мой приятель (сборник)
Шрифт:
– Всякий может защищать себя при надобности таким способом, какой сочтёт нужным.
Добрый британец едва ли подозревал, что беседует с невменяемым и находится на волосок от смерти.
Жизнь обвиняемого была подвергнута самому тщательному исследованию, но ничего компрометирующего этот анализ не дал. Янгмен продолжал упорно стоять на своём первоначальном показании. Судья Уиллионс в своём резюме сказал, что если бы обвиняемый говорил правду, это означало бы, что он обезоружил мать и отнял у неё нож. А если так, то зачем было убивать её? А он не только не удержался от насилия, но и нанёс ей несколько смертельных ран. И, кроме того, на руках убитой матери кровавых
На суде Янгмен держал себя спокойно, но, сидя в тюрьме, обнаружил свой раздражительный и злой нрав. Когда его посетил отец, Янгмен разразился в адрес старика бранью и упрёками, обвиняя его в том, что тот будто бы дурно обращался со своим семейством. Но он стал вне себя от бешенства, узнав, что трактирщик Спайсер посоветовал его покойной невесте скорее повеситься, нежели выходить за него, Янгмена, замуж. Этими словами Янгмен был уязвлён до крайности. Его самоуважение было не на шутку задето ими, а самоуважение было главной чертой в характере этого человека.
– Одного я только желаю! – вскричал взбешённый Янгмен. – Добраться до этого Спайсера и проломить ему башку!
Эта неестественная кровожадность лучше всего показывает, что Янгмен был маньяком. Малость успокоившись, он с тщеславием в голосе прибавил:
– Неужто вы думаете, что столь решительный человек, как я, позволил бы кому-нибудь безнаказанно оскорблять себя? Да я убил бы такого нахала.
Несмотря на все увещевания, Янгмен унёс свою тайну в могилу. Он не переставал повторять, что его невеста и братья убиты его матерью и что мать он убил, защищая себя. По всей вероятности, он придумал эту историю ещё задолго до преступления.
Всходя вместе с Янгменом на помост, священник сказал:
– Не оставляйте этого мира с ложью на устах!
– Я солгал бы, если бы взял на себя вину. Я невиновен, – тут же ответил Янгмен.
Этот человек до такой степени верил в себя, что до самого конца надеялся, что люди поверят его выдумке. Уже стоя на помосте, с петлёй на шее, он продолжал лгать и изворачиваться.
Казнили Янгмена 4 сентября, немногим более месяца спустя после содеянного им преступления. Виселица была сооружена перед Хорзмонской тюрьмой. На казни присутствовало свыше тридцати тысяч человек. Многие стояли всю ночь, дожидаясь зрелища. Когда вели преступника, толпа подняла дикий крик. Защитников у Янгмена не было совсем, и люди самых противоположных взглядов и воззрений сходились в том, что он должен быть казнён.
Умер преступник спокойно и как-то равнодушно.
– Благодарю вас, мистер Джессон, за вашу доброту, – сказал он. – Повидайте моих знакомых и передайте им мой поклон.
Блок звякнул, верёвка натянулась, и последний акт страшной драмы закончился. В лице Янгмена английские уголовные летописи описывают одного из самых страшных и кровожадных убийц.
В том, что Янгмен понёс заслуженную кару, сомневаться, кажется, не приходится, но вместе с тем нельзя не сказать, что косвенные улики никогда не бывают вполне убедительными, и опытный в уголовных делах человек, относясь критически к цепи косвенных улик, приходит нередко к заключению, прямо противоположному тому, которое было сделано судом.
Дорога домой
Весной 528 года от Рождества Христова небольшое судно, переполненное пассажирами, совершало свой обычный рейс из Халкидона в Константинополь.
Справа по ходу корабля, проплывавшего в ту минуту вдоль узкого пролива, виднелся живописный берег Малой Азии, весь усыпанный маленькими белыми домиками сельских поселений и утопающими в зелени лесов роскошными виллами. Прямо по курсу корабля на фоне тёмно-синих волн Мраморного моря возвышались покрытые изумрудной зеленью Принцевы острова, скрывавшие на этом участке пролива от глаз путешественников панораму византийской столицы. Когда корабль обогнул островную группу, перед восхищёнными взорами стоявших на палубе паломников внезапно открылась величественная панорама древнего града. Восторженный гул удивления и восторга пронёсся над толпой. Белоснежный город становился всё ближе, в глазах рябило от множества горящих в лучах солнца медных крыш и позолоченных статуй. И над всем этим великолепием величественно возвышались, словно парящие высоко в небе, золотые купола собора Святой Софии. На фоне безоблачной синевы неба город казался волшебным сном, слишком воздушным и сказочно красивым, чтобы быть явью.
Среди пассажиров двое невольно привлекали к себе любопытные взоры. Один – редкой красоты мальчик лет десяти-двенадцати, с тонкими правильными чертами, смуглой кожей и лёгким румянцем, с тёмными вьющимися волосами и очень выразительными карими глазами. Всем своим видом мальчик излучал ум и жизнерадостность. Его спутник, худой седобородый старец с суровым измождённым лицом, то и дело невольно улыбался, наблюдая, с каким восторгом и любопытством его юный спутник смотрит на мерцающие силуэты расстилающегося вдали города и скопление множества судов, которым, казалось, было тесно в узком проливе.
– Смотри, смотри! – кричал мальчик. – Какие красивые корабли выплывают из той бухты! Отец настоятель, ведь это, наверное, самые большие корабли на свете?
Седовласый мужчина, который был настоятелем монастыря Святого Никифора в Антиохии, положил руку мальчику на плечо:
– Потише, Лев, не кричи так. Нам нельзя привлекать к себе внимание, пока мы не увидимся с твоей матерью. А эти красные галеры в самом деле огромны. Ведь это боевые корабли императора. А бухта – Феодосийская гавань. Скоро мы обогнём вот тот зелёный мыс и войдём в бухту Золотой Рог. Вон, видишь, там узкий изогнутый залив – это и есть Золотой Рог. Там швартуются и становятся на якорь торговые суда. А теперь погляди-ка туда, вон на те строения и большой собор. Видишь эту колоннаду, которая тянется вдоль моря? Это императорский дворец.
Мальчик всматривался долго и пристально.
– Там и живёт моя мать? – тихо спросил он.
– Да, дитя моё, твоя мать, императрица Феодора, и её муж, великий император Юстиниан, живут в этом дворце.
Взгляд детских глаз поразил старика своей пытливостью.
– Слушай, отец Лука, ты думаешь, она вправду будет мне рада?
Настоятель отвернулся, чтобы не встречаться с этим вопрошающим взглядом.
– Сам посуди, Лев, откуда мы можем знать? Но нужно попробовать. Если здесь тебя не примут, то в монастыре мы всегда тебе будем рады.