Убийца, мой приятель (сборник)
Шрифт:
– Что же это?.. – еле слышно вымолвила миссис Клейтон.
– Не угодно ли вам увидеть самой? – спросил Лоренс, вынимая из кармана ключ. – В конце концов, я имею такое же право показать вам, как и сама Бланш. Но достаточно ли дорога вам память о ней, её репутация, чтобы вы хранили эту тайну?
– Да, – решительно отвечала Белла.
– Последние два года этот сундук, – продолжил Лоренс, вставляя ключ в замок, – сопровождал мою бедную девочку во всех её странствиях. Его страшная тайна, которую она хранила, изнемогая все эти годы от одиночества, и стала, я уверен, главной причиной её смерти – она должна была терпеть стыд, и ноша оказалась слишком тяжела для её нежного характера и гордого духа. Раскаяние убило её. Если
Герберт Лоренс откинул крышку, раздвинул ткани, и миссис Клейтон наклонилась и увидела, что на батистовом полотне среди засохших цветов лежит аккуратно положенный крохотный скелет младенца.
Белла закрыла лицо руками – не столько для того, чтобы не видеть его, сколько чтобы вытереть слёзы, лившиеся из глаз, и сквозь рыдания простонала:
– О, моя бедная, бедная Бланш! Что она должна была выстрадать! Упокой, Господи, её душу!
– Аминь! – сказал Герберт Лоренс. – Вы позволите мне взять этот сундук с собой, миссис Клейтон? – мягко попросил он.
Она взглянула на него. В его глазах стояли слёзы.
– Да-да, конечно, – отвечала Белла, – заберите его. Поступайте с ним, как сочтёте нужным, только больше не говорите мне о нём ничего.
Он и не говорил, лишь намекнул один раз. Вечером, в тот день, когда тело Бланш Деймер предали земле, Лоренс приблизился к миссис Клейтон и прошептал:
– Всё сделано, как она хотела. – И миссис Клейтон сразу поняла, что он имел в виду.
Тайна, к которой она невольно стала причастна, так давила на Беллу, что она была признательна Лоренсу, когда он, как и обещал, прямо из Мольтон-Чейса уехал за границу.
Она больше никогда не видела Герберта Лоренса.
А полковник Деймер, горе которого на похоронах и какое-то время спустя казалось беспредельным, в конце концов, как и большинство мужчин, очень сильно скорбящих на людях, нашёл себе утешение в лице другой жены.
История жизни и смерти Бланш Деймер ещё не забыта, но кузина Белла, разумеется, свято хранит открывшуюся ей тайну.
Я знаю, найдутся люди, которым этот эпизод покажется несколько надуманным. Но в ответ им я могу сказать только одно: главный инцидент, вокруг которого, собственно, и вращается весь интерес данной истории, а именно что несчастная миссис Деймер столь мучилась угрызениями совести, что многие годы возила за собой вещественное доказательство своего грехопадения и ни на минуту не упускала его из виду, постоянно трепеща перед возможностью разоблачения, – есть невыдуманный факт.
Я лишь оставил за собой право изменить обстоятельства, при которых было обнаружено содержимое чёрного сундука с железными застёжками, равно как названия мест и имена людей, в моей истории участвующих, с тем чтобы полнее сохранить тайну. В той форме, в какой я представил её читателю, данная история никому уже не причинит вреда, и в этом вся моя заслуга.
Сквозь завесу
Он был огромный шотландец – буйная копна рыжих волос, всё лицо в веснушках, – настоящий житель приграничной полосы, прямой потомок пресловутого клана лидсдейлских конокрадов и угонщиков скота. Такая родословная не мешала ему, однако, являть собой образец провинциальной добродетели, быть вполне степенным и благонравным гражданином – членом городского совета Мелроуза, церковным старостой и председателем местного отделения Христианской ассоциации молодых мужчин. Браун была его фамилия, и её можно было прочесть на вывеске «Браун и Хэндисайд», что висела над большими бакалейными лавками на Хай-стрит. Жена его, Мэгги Браун, до замужества – Армстронг, родилась в старой крестьянской семье
86
Карл Дюпрель в «Открытии души потайными науками» говорит, что «способность второго зрения чаще всего наблюдается среди жителей Шотландии и Вестфалии». Так что данная национальность для героев рассказа у Конан Дойля неслучайна.
Однажды – то была первая годовщина их свадьбы – они отправились поглядеть на только что отрытые развалины римской крепости в Ньюстеде. Место это само по себе было малопримечательно. С северного берега Твида, как раз там, где река делает петлю, простирается пологий склон пахотной земли. По нему-то и шли прорытые археологами траншеи, с обнажённой то тут, то там старинной каменной кладкой – фундаментом древних стен. Раскопки были обширные: весь лагерь занимал пятьдесят акров, а сама крепость – пятнадцать. Браун был знаком с фермером – хозяином этого бескрайнего поля, что сильно облегчило им всю затею, так как тот с радостью вызвался быть их провожатым. Бредя следом за своим проводником, они провели долгий летний вечер, изучая траншеи, ямы, остатки укреплений и множество разнообразных диковин, дожидавшихся своего отправления в Эдинбургский музей древностей. Именно в тот день нашли пряжку от женского пояса, и фермер, увлёкшись, принялся было рассказывать о ней, но взгляд его вдруг упал на лицо миссис Браун.
– Э, да ваша жёнушка притомилась, – сказал он. – Передохнём-ка малость, а там ещё походим.
Браун посмотрел на жену. Она и в самом деле была очень бледна, тёмные глаза ярко сверкали, во взгляде сквозило что-то диковатое.
– Что с тобой, Мэгги? Ты устала? Пожалуй, пора возвращаться.
– Нет-нет, Джон, давай ещё походим. Тут так интересно! Словно мы попали в страну грёз. Всё мне кажется здесь таким странно знакомым и таким близким. А римляне долго жили тут, мистер Каннингэм?
– Порядочно, мэм. Сами судите: чтоб набить доверху такие помойные ямы, немалый потребен был срок.
– А отчего они всё-таки ушли?
– Как знать, мэм. Видать, пришлось. Окрестному люду стало невмоготу терпеть их. Вот народ и поднялся да и запалил их крепость, нагло торчавшую среди местных лачуг. Вон они, следы пожара, – на камнях, сами видите.
Невольная дрожь охватила Мэгги Браун.
– Дикая ночь… Страшная… – как-то глухо проговорила она. – Всё небо было красным от огня… И даже эти серые камни тоже покраснели…
– Да уж, и они, надо думать, были красные, – подхватил муж. – Странное дело, Мэгги. Может, причиной тому твои слова, да только я словно сейчас вижу всё, что тут творилось. Зарево отражалось в воде…
– Да, зарево отражалось в воде. Дым перехватывал дыхание. И варвары истошно кричали!
Старик-фермер рассмеялся:
– Вот так да! Леди напишет теперь рассказ про старую крепость! Многих водил я здесь, показывал что да как, а такого, честно скажу, не слыхал ни разу. Уметь красиво сказать – это не иначе как дар Божий.
Они оказались на краю траншеи, справа зияла яма.
– Эта яма четырнадцати футов в глубину, – объявил фермер. – Что б, вы думали, там нашли? Скелет мужчины с копьём в руке – вот что! Думаю, он так и помер там, вцепившись в своё копьё. Как, спрашивается, человек с копьём попал в яму четырнадцати футов глубиной? Это ведь не могила: мертвецов своих они сжигали. Как растолкуете, мэм?
– Он спасался от варваров и сам прыгнул вниз, – сказала Мэгги Браун.