Убийца (Выродок)
Шрифт:
По мне — так он был хороший старикан. На второй день он дал мне тысячу франков, которую с трудом выудил из кармана. Его внимание мне польстило. Иногда он мне улыбался — одними глазами, потому что мышцами лица почти не владел.
А вот со жратвой дела у него обстояли из рук вон плохо. Пищу приходилось измельчать до крошек, и жевал он их целую вечность. Но я проявлял к нему небывалое терпение, и мне порой даже нравилось чувствовать себя заботливой мамашей.
В свободное время я почитывал детективы, которые с утра до вечера заглатывала Эмма.
Мне достаточно было лишь выбрать из кучи. Книжки эти валялись по всему дому и даже на лужайке. Бери да читай! Настоящий книжный дебош.
Робби, не будучи большим интеллектуалом, «починял» разные мелкие штуковины и готовил жратву. Видимо, Бауманн вообще не знал, что такое денежные затруднения, если держал у себя таких трутней, как мы!
Уезжал он утром, довольно рано, и возвращался в конце дня, совсем как бравый промышленник, который каждый божий день отправляется в свою городскую контору и после трудов праведных спешит поскорее глотнуть свежего воздуха.
Я уже перестал гадать, долго ли все это продлится. Перестал задавать себе вопросы. Просто жил, не ломая голову, потому что это «сегодня» было несравненно лучше, чем любое из возможных «завтра». С моими анкетными данными лучшего от жизни просить и не приходилось.
И еще я смекал, что эта отсрочка — немного шанс на то, что обо мне слегка подзабудут полицмены.
В таком разлагающем климате прошло около десяти дней. И вот как-то вечером Бауманн зашел на кухню, где Робби мыл посуду, а я — что ж тут такого? — ее вытирал.
— Завтра утром уезжаем на два дня, — сказал хозяин, обращаясь к Робби.
Тот, похоже, удивился.
— Только вы и я?
— Не нравится?
— Почему же…
— Значит, завтра, в шесть.
Меня разбудило урчание мотора: они уезжали. Я подскочил к окну. Бауманн сидел за рулем, а Робби, все в том же свитере, открывал ему ворота.
Когда их танк выехал со двора, Робби затворил железные половинки ворот и окинул взглядом фасад дома. Он искал меня — знал, что я не сплю и наблюдаю за отъездом. Наши глаза встретились. Он сделал в мой адрес непристойный жест и исчез.
В восемь часов Эмма вышла из своей спальни в почти прозрачном пеньюаре. Она казалась завернутой в целлофан, как дорогая сигара. Мне не составило никакого труда разглядеть ее белые трусики и сисько-держатель. В общем — началось солнечное утро.
Все это время, начиная с инцидента в гостевой комнате, она делала вид, что не замечает меня. Но сейчас в ее глазах снова появился похотливый блеск. Губы ее были влажными, она еще хранила запах постели.
Я рассудил, что при таком наряде никакой пистоляции у нее быть не должно. Теперь я мог
— Приготовьте завтрак нашему больному! — приказала она.
— Хорошо.
— А кофе себе я сделаю сама.
Она выпивала по утрам чашку чернушки с лимонным соком и без сахара — видно, берегла фигуру.
Через несколько минут мы с ней встретились на кухне. Она дула на свою чашку и смотрела на меня сквозь пар.
— Надеюсь, вы не начнете снова, — пробормотала она своим волнующим голосом.
— Что — не начну?
— Эти свои… ну, сами знаете. Я не собираюсь все время держать под рукой револьвер или хлыст, как укротительница тигров.
— Тогда, — возразил я, — вы должны сделать встречный шаг. Если вы и дальше будете трепать у меня перед носом своим плэйбоевским арсеналом, я ни за что не отвечаю.
— Может быть, мне вообще доспехи надеть?
— Не надо: вы не подходите на роль Жанны д'Арк.
Она вышла, хлопнув дверью.
День прошел еще спокойнее, чем обычно. Она, как всегда, читала, и в полдень я принес ей в столовую грейпфрут и кусок йорк-бисквита. На ней были шорты и белый свитер — большая неосторожность с ее стороны: покажите мне того, кому не захотелось бы в эту минуту сорвать с нее и без того немногочисленные одежды…
Но я сдержался, Эта сучка украдкой поглядывала на меня, обеспокоенная моим равнодушием.
Я занялся стариком. Он слегка покашливал: наверное, накануне вечером я слишком долго продержал его на свежаке. Я спросил, не желает ли он грогу, и он кивнул своей несчастной головой. Я состряпал ему гремучую смесь, и он мигом заснул, разомлев от горячего алкоголя.
Я чувствовал себя как те животные, что предсказывают землетрясение. Погода стояла хорошая — был разгар лета. И все же в воздухе словно таилась какая-то угроза, и небо невыносимо давило на плечи.
Я принял душ, чтобы успокоить нервы. Но разве может холодная вода погасить вулкан? Рубашка моя продолжала липнуть к спине, а стоило закрыть глаза — веки жгли зрачки.
Прожевавши ужин, я вышел на вечернюю прохладу. Этой минуты я ждал весь день, как целительной ванны.
Я обошел дом и завалился в высокую траву, которая росла по краю сада, у забора. Там жила целая орава сверчков, и они как раз настраивали свою музыку для ночного концерта. Им вторили лягушки — настоящая деревенская идиллия! Я подложил руки под голову и уставился в небо, в отличное бархатное небо, где вырисовывались бледноватые звезды.
Вдруг над моей головой нависла тень. Вместе с ней появился запах духов. Это была ОНА.
Я смотрел, как она подходит — в перевернутом изображении. Потом она долгое время стояла неподвижно. Я вдыхал ее запах; он как нельзя лучше сочетался с запахом летнего вечера.
— Что вы тут делаете? — спросил я наконец и испугался собственного голоса — такой он был хриплый. Еле из горла лез.
— Смотрю на вас, — был ответ из темноты.
— Ну и как, стоило приходить?