Убийца
Шрифт:
— Я бы был не против запечатлеть этот процесс, но боюсь, что не хочу терять времени зря, — шепчет он, подходя ко мне. — Лучше буду просто наслаждаться этим моментом.
Я перестаю слышать его лова, потому что все мое внимание сосредоточено на большом количестве крови, которая вытекает из моей руки.
Мне нужно сделать жгут…
Но из чего мне его сделать? Да и есть ли в этом смысл?
Воздух вокруг почему-то становится тяжелым. В
Может, потерять сознание и умереть, не самая худшая смерть?
— Не самая худшая смерть, — шепчу я, наблюдая за тем, как он делает из цепи веревку для повешенья, — не самая худшая…
Я уже вижу, как под натиском моего тела колючая проволока впивается в мою шею и когда я умираю в диких болях, вес моего тела побеждает и падает на пол, а голова остается в петле.
Он подходит ко мне и хватает меня за волосы, пытаясь поднять на ноги. Боль в голове уже не сравнится с болью в моей руке. Но, как оказывается не только в руке, он задел и ногу по которой так же стекает кровь.
— Что скажешь на прощанье? — улыбаясь, спрашивает он.
— Гори в аду, — выплевываю я, чувствуя солоноватый привкус крови у себя во рту.
— Детка, я и так в нем, и как видишь, я в выигрыше, — широко улыбается он, оскалив зубы.
Сильный и резкий взрыв по левой стороне от нас отбрасывает меня в сторону, усыпая фотографиями со стены и все, что я слышу в первые секунды, это звон. Он заполняет все пространство вокруг меня. Он заполняет меня саму. Я пытаюсь открыть глаза, но когда делаю это, то в них попадает что-то сыпучее. Слезы снова текут из моих глаз, и я пытаюсь приподняться чтобы понять, что произошло.
Откидываю доску в сторону, которая укрыла всю мою левую сторону, а затем смотрю в сторону лестницы, где из проема исходит еще больший свет, чем прежде.
— Алексис? — слышу я.
Слишком тихо. Это похоже на шепот.
— Алексис? — снова этот голос. Он не шепчет, он выкрикивает мое имя.
Я не могу ответить, потому что весь мой рот заполнен песком, который я пытаюсь тихо выкашлять.
— Алексис? — снова зовут меня, но уже слишком близко.
Я оборачиваю голову влево и замечаю Гослинг, а, прижатого шкафом к земле. Но это не Гослинг, это Том.
Он пытается повернуть голову на звук чужого мужского голоса, когда он звучит снова и замечает железную веревку для повешенья. В его глазах пробегает страх, а по щекам скатываются слезы.
Шаги над нами заполняют тишину, и я пытаюсь выкарабкаться из-под груза, который свалился на меня во время взрыва. Пытаюсь встать на ногу, но боль не дает мне этого сделать, поэтому я громко стону.
Шаги замирают.
— Алексис? — снова зовут меня.
Я падаю на землю, хмурясь от боли и смотрю в наполненные слезами глаза.
—
Я еле заметно киваю.
— Равенна Гослинг, — шепчет он. — Это имя моей настоящей матери, — Том переводит дыхание, — я пообещал себе, что возложу на её могилу цветы, но так и не появился у нее. Он не позволил мне.
Его глаза закрываются с каждым шагом чужих ног, но он продолжает:
— Если тебе будет не сложно, я прошу…
Я снова киваю ему, хотя он этого не видит.
— А можно я попрошу у тебя кое-что?
Он открывает глаза.
— Постарайся справиться с ним и обрести покой, — выдыхаю я и утыкаюсь лицом в землю, потому что делать что-либо у меня больше нет сил.
Чужие шаги наполняют пространство, в котором мы находимся, затем я слышу крик, похоже, он моей матери. Пытаюсь открыть глаза, но слишком яркий свет убеждает меня в том, что я не готова сделать этого. Вокруг меня много людей. Все мужчины. Хотя, нет, есть одна женщина и она светит фонариком в мои глаза.
Чувствую, как игла впивается в левую руку, затем в ногу. А позже, я не чувствую ничего.
Пустота и тишина, в которой мне действительно уютно до момента, пока в мое сознание не начинает проникать сигнал.
Он похож на стук моего сердца.
Я открываю глаза и вижу белый потолок. Слева от меня стоит пустое белое кресло, а за окном я вижу зеленые деревья и лавочку, на которой сидит маленькая девочка и читает книгу. Я чувствую, как по моим щекам стекают слезы и не могу поверить в то, что это правда.
— Алексис? — голос Дэниела я бы узнала из тысячи.
Я оборачиваюсь в его сторону в то время, как он тянет руки к моему лицо.
— Все в порядке, слышишь? — спрашивает он. — Ты в безопасности.
Его большие пальцы поглаживают мое лицо.
— Все кончено. Теперь все будет хорошо, — уверяет меня он.
Впервые за долгое время я выдыхаю с облегчением и прикрываю глаза погружаясь в сон.
Семь месяцев спустя.
— Тебе не обязательно делать это, Алексис, — в который раз убеждает меня мама.
— Я обещала ему, — снова повторяю я и оборачиваюсь назад, потянувшись левой рукой за букетом роз. Замираю, снова всматриваясь в шрамы на ней и замечаю, как она начинает дрожать.
Я обещала. Я сделаю это.
— Я пойду с тобой, — отстегивает она ремень.
— Нет, — тут же останавливаю я её. — Я справлюсь.