Убийцу скрывает тень
Шрифт:
Под слова и музыку Уолтера Беккера и Доналда Фейгена Тайлеру предстояло принять следующее решение: в каком именно месте умереть красиво.
…А почему бы не прославиться и мне — своей громкой неудачей?..Да, так он и сделает — отъедет подальше от города и врежется во что-нибудь очень железобетонное!
…Спиной прижат к стене… …Удача кажет кукиш…Но
Тайлер гадал, что это будет за ощущение — когда он пойдет тараном на препятствие. При этом он машинально проверил, верно ли сидит ремень безопасности, который он надел автоматически — невзирая на количество выпитого и твердое решение умереть еще до рассвета. Поймав себя на этом нелепо-бессмысленном жесте, он расхохотался и побаловал свою трусость еще одной порцией виски.
…Пить виски ночь напролет и умереть мужчиной — за рулем…Кладя бутылку на пассажирское сиденье, Тайлер краем глаза увидел впереди на дороге коричневые силуэты и красные огоньки — отражение фар на звериной сетчатке. Он инстинктивно что было мочи ударил по тормозам. Не имея системы антиблокировки, «мерседес» тормозил по старинке, бестолково цепляясь покрышками за скользкий от утренней сырости асфальт. Даже будучи в плену у жажды саморазрушения, Тайлер не хотел прихватывать с собой на тот свет безвинную олениху и ее оленят. Чтобы вернуть контроль над машиной, он перешел на прерывистое торможение. Между тем оленья семья преспокойно стояла на дороге, словно пришла искупаться в свете фар. Бедняга Тайлер даже руль тянул на себя, словно это могло помочь вовремя остановить автомобиль. Визг шин заставил зверей пугливо напрячься, однако они и не подумали сдвинуться с места.
Все закончилось так же внезапно, как и началось. Автомобиль остановился до того впритык к оленям, что Тайлер различил в свете фар не только их черные поблескивающие носы, но и поразительно длинные ресницы. Олениха, будто очнувшись, совершенно невозмутимо двинулась прочь с дороги, перебирая длинными тощими ногами-ходулями. За ней потянулись двое оленят — на ходульках. Подгоняя их, Тайлер сердито посигналил.
«А, наконец-то сообразили, что надо убраться!
Проклятие! Зверье тупое!»
Автомобиль сиротливо стоял посреди дороги, стиснутой лесом. Облачко выхлопных газов за ним быстро рассеивалось в холодном предутреннем воздухе. Сердце Тайлера сумасшедше колотилось. Обливаясь холодным потом, двумя трясущимися руками он схватил бутылку виски и, едва не выбив себе зубы, сунул горлышко в рот и стал жадно пить. Бульк, бульк, бульк. Он-то мнил, что мчится на встречу с желанной смертью, а вот побывал на волоске от нее — и так сдрейфил, что в себя прийти не может. Замечательно! И какой прикажете сделать вывод из этого?
Тайлер кое-как взял себя в руки и поехал дальше. Но уже не гнал. Теперь мозги, свободные от упоения скоростью, могли лучше сосредоточиться на том, что он задумал. «Если решил кончать с собой — делай это осмысленно, не пускай такое важное дело на самотек». Он и не заметил, как в его размышления проюркнуло словечко «если».
Через минуту-другую Тайлер вдруг увидел знакомый ориентир на местности и невольно еще больше сбросил скорость. Трудно поверить, но в пьяной горячке он свернул не в ту сторону! И только сейчас это понял! Воображая, что несется прочь
Через полквартала Тайлер ни с того ни с сего свернул к единственному в городе «Севен-илевен» [2] и затормозил под его окнами, за которыми виднелись стойки с журналами. Продавец, молодой парень, нагло уставился на ночного гостя — впрочем, было очевидно, что его заинтересовал не водитель, а редкостный автомобиль. Тайлер вырубил мотор, еще раз надолго приложился к бутылке и сполз на кресле так, чтоб затылок мог лежать на низкой спинке.
Теперь он рассматривал свои руки на руле. В свете магазинных ламп дневного света он различал каждую складку кожи, каждую вену. Красивые руки, вполне молодые, даром что формально он уже далеко не юноша. Именно эти руки ласкали в постели жену. Именно эти руки когда-то надели кольцо на ее палец. И эти же руки обрезали пуповину их только что родившимся детям…
2
«Севен-илевен», то есть «Семь-одиннадцать», — интернациональная сеть однотипных дежурных продовольственных магазинов, которые чаще всего работают не с семи до одиннадцати, как было задумано при их создании в 1927 году в городе Далласе, а круглосуточно. — Здесь и далее примеч. пер.
«Не делай этого. Подумай о своей семье… О да, это так несправедливо по отношению к ним».
И тут левая доля его мозга — та, которой с самого начала не улыбалось сдохнуть за компанию с правой, депрессивной, — торопливо выбросила свой главный козырь. Перед ним, словно на экране телевизора, пронеслись четкие-пречеткие лица Ронни, Мередит и Кристофера. Крупным планом. На этих лицах боль, тоска и — ярость. Они не понимают, зачем он их так обидел. Зачем он добровольно ушел из жизни — в том числе и из их жизни.
На том и закончилась его попытка убить себя. И тут не справился. Еще одно поражение. Вконец потрясенный, Тайлер разрыдался в голос — слезы потекли ручьями по его щекам.
«Нет, нет, нет, я больше не могу терпеть, мне жить дальше невозможно! Но и умереть я не смею… из-за них. Ах ты черт! Нет, нет, нет…»
Затем его ум окончательно зашел за разум. Все эти «за» и «против», все эти «да» и «нет» растворились в море слез. Тайлер скорчился над рулем своего пожилого красавца германца и рыдал, рыдал, рыдал — как может плакать только человек, который утратил всякую надежду получить ответ на свои вопросы к жизни и знает только одно: жить дальше придется. Но как? Ни малейшего представления!
Лет с одиннадцати Тодда Шелтона донимали треклятые чирьи на лице. К девятнадцати годам вся его физиономия была в рытвинах и шрамах — и новых чирьях. Что сильно вредило общению с людьми. Поэтому он решительно предпочитал работать по ночам. В городке Снохомиш, штат Вашингтон, не так уж много охотников делать покупки в ночное время — стало быть, и на его прыщи особенно некому пялиться. За полтора года, что он работал в «Севен-илевен», Тодд на всяких странных типов нагляделся. Однако пижон лет тридцати в немецкой тачке — такой же престарелой и пижонистой, как и он сам, — это что-то! То горбится над рулем, то сосет виски из бутылки такими глотками, словно это пиво, и при этом рыдает как ребенок. Из глаз — сущий водопад. Словно через них вытекают излишки спиртного. Мужик с приветом. Определенно с приветом.