Убийство императора. Александр II и тайная Россия
Шрифт:
Они вышли на террасу под самой крышей дворца.
У ног лежала древняя столица московских царей. Все горело иллюминацией – зубцы древних башен, колокольня Ивана Великого, соборы. И это горящее великолепие отражалось в реке… Но императрица была грустна – упавшая корона не давала ей покоя.
Между тем все неприятные происшествия в церкви видели только первые ряды. Остальные придворные не видели, да и мало что слышали в шуме, который был в соборе. Однако Третье отделение вскоре сообщило, что в обществе упорно распространяются слухи о дурных предзнаменованиях во время коронации. Понятно
Он должен был понять – они начинают действовать. Они испугались «деяний безумцев и якобинцев во дворце».
И еще. Небрежно приколотая корона, разговоры во время коронации и эти рассказы о дурных предзнаменованиях – все это было невозможным при отце. Происходило опаснейшее для самодержавной системы – страх явно начинал уходить вслед за ушедшим императором.
«Я так повелеваю! Я так хочу!»
Но страх только начинал уходить. И силой прежнего страха, силой умершего отца он будет проводить величайшую реформу – отмену крепостного права в России.
Он избрал путь, такой понятный в стране холопства – «Я так повелеваю! Я так хочу!» Главная формула самодержавной власти, ее Артуров меч. Да, дворянство в массе – против отмены крепостного права. Но… «Царь так повелевает! Так хочет государь!».
Впрочем, злить дворянство не следует до предела. И он умеет играть с ним. Как кошка с мышью.
Сначала он образует Секретный комитет по крестьянской реформе. Противники (Костя будет постоянно называть их «ретроградами») обрадовались – знакомое название! Уже был такой комитет при его отце, и дело кончилось ничем. Он дал им порадоваться, после чего опечалил. В комитет назначается брат Костя – с его бешеной энергией, с его заносчивой грубостью с противниками.
Для отцовских вельмож Костя – «якобинец», но эта его гневная, повелительная грубость немедленно заставляет их вспомнить о временах Николая. Рефлекс срабатывает – подчиняются. И уже образованы редакционные комиссии, которые должны выработать главное – условия освобождения крестьян.
Председателем редакционных комиссий Александр поставил графа Ростовцева… Того самого, который когда-то ходил к отцу – предупреждать о готовящемся восстании декабристов. При отце граф Ростовцев стал одним из руководителей военно-учебных заведений. Аграрными вопросами не занимался и к тому же был противником освобождения крестьян. Ретрограды довольны, но… государь хочет освобождения, и Ростовцев мгновенно прозревает. Как он сам скажет:
«Я подумал об Истории, возмечтал о почетной для себя странице на ее свитках». Быстро услышал верный служака голос Истории, который, конечно же, совпал с голосом императора. Теперь Ростовцев – либеральный бюрократ. Действует отцовская выучка!
Заседания комиссий и споры шли до рассвета. Большинство дворян просит освободить крестьян без всякой пахотной земли! Но Александр понимает: нельзя отпустить на свободу нищих! Это – будущие восстания! И уже Ростовцев отстаивает освобождение крестьян с землей. Причем столь быстро изменившийся Ростовцев пугает своими либеральными идеями… самого Александра!
Вместе с Ростовцевым работает целая группа либеральных бюрократов. Большинство – птенцы Морского ведомства, воспитанные Костей… Обсуждения в комиссиях идут яростно, с взаимной ненавистью.
Спорят наши либералы и ретрограды по-русски, то есть совершенно не слыша друг друга.
И Николай Милютин (любимец Кости, которого государь не без опаски именует «красным») орет на дворянских представителей: «Вас, дворян, расшевелить непросто. Почешетесь, да повернетесь на другой бок и заснете. Нет, вас надо так кольнуть, чтоб вы кверху подпрыгнули!».
«Кольнуть» – это освободить крестьян с наделом земли, причем с большим наделом!
Выходят с заседаний только под утро, слушая певчих утренних птиц.
Старик Ростовцев первым из либералов надорвался в этих боях. Имя графа стало ненавистно его вчерашним друзьям – николаевским вельможам. И он не выдержал напряжения споров и потока ненависти.
На смертном одре граф сказал Александру:
– Государь, не бойтесь их!
«Бедный Саша в большом горе и крепко плакал», – запишет императрица.
Как всегда он был чувствителен. Но заботу верного слуги понял верно. «Их» не стоит опасаться.
Но чем ближе конец работ комиссий, тем опасней объединяются «ретрограды», тем слышнее их ропот. Пишут прошения, дружно пугают: коли освободят крестьян, нужна будет армия – защищать дворян. Восстания начнутся в первый же день. Вчерашние рабы непременно будут мстить за века унижения, за поротые задницы. Костя предлагает не обращать на ретроградов никакого внимания.
Александр – достойный наследник хитроумных азиатских царей. Он делает удивительный ход, потрясший тогда столицу. На место Ростовцева во главе комиссий назначает прежнего отцовского министра юстиции, графа Никиту Панина.
Граф Панин – сторонник крепостничества, твердолобый служака, знавший только «держать и не пущать!», чиновник-символ. О нем давно уже все забыли, и вот этот памятник ушедшей николаевской эпохи воскрес из небытия.
Шок в рядах либеральной бюрократии! Ликование в стане ретроградов! Власть пошла на попятную!
Костя бросается во дворец. Но Александр только улыбается и загадочно объясняет, что ничего не меняется! В Зимний дворец приезжает великая княгиня Елена Павловна – молить царя отменить решение. Произносит речь об убеждениях Панина! Но Александр отвечает ей кратко и насмешливо: «Его убеждение – это мое приказание».
И уже вскоре сам Панин произнесет перед великим князем Константином бессмертную речь отечественного холопа:
– У меня есть убеждения, Ваше Высочество, сильные убеждения. И напрасно иногда думают противное… Но я считаю себя обязанным прежде всего узнавать убеждения Государя Императора. И если я удостоверяюсь, что Государь смотрит на дело иначе, чем я, то долгом своим считаю тотчас отступить от своих убеждений и действовать даже совершенно наперекор!