Убийство Кирова. Новое расследование
Шрифт:
Из предыдущего анализа мы можем сделать несколько выводов, которые важны для нашей оценки книги Лено и для нашего расследования убийства Кирова.
• Лено должен был знать об этих моментах. Однако он не подчеркивает их своим читателям, а тем более не анализирует, что они могли бы означать. Это вопиющее упущение наводит, однако, на мысль, что Лено знает о противоречиях его пристрастного тезиса — что Николаев был «убийцей-одиночкой» — которые создают проблемы вокруг этого «первого допроса».
• Благодаря Петухову и Хомчику мы можем быть вполне уверены,
• Но если дело в этом, тогда тексты и Кирилиной, и Лено — фальшивки или содержат фальсифицированные фрагменты, такие как дата, а также и другие существенные фальсификации.
Мы не можем исключить возможность, что они были сделаны людьми Хрущева в 1956 г., когда, как информирует нас Лено, Хрущев старался изъять любые свидетельства того, что Николаев, возможно, действовал как участник заговора и, следовательно, старался представить доказательства того, что он был «убийцей-одиночкой». Если бы он не был «убийцей-одиночкой», то нужно было бы создать доказательства. Поддельные допросы 1 декабря удовлетворили бы эту потребность.
Однако мы полагаем, что более вероятно, что эти подложные допросы были созданы в то время, в декабре 1934 г. Как мы увидим далее в нашем исследовании досудебных признаний Генриха Ягоды, он свидетельствовал, что лишь с большой неохотой согласился не мешать покушению на Кирова. Неодобрение Ягодой убийства наводит на мысль, что он мог попытаться изобразить деяние Николаева как деяние одиночки, чтобы отвлечь внимание от заговора. По крайней мере Ягода попытался бы увести следствие по ложному пути. Медведь нес непосредственную ответственность за безопасность Кирова, и на него легла бы вина за его неспособность защитить Кирова. Но, по словам Ягоды, Медведь не входил в заговор. Медведю было бы все равно, был ли убит Киров заговорщиками или убийцей-одиночкой.
Благодаря документу, опубликованному Лено, мы знаем, что Авель Енукидзе изо всех сил поддерживал теорию «убийцы-одиночки» фактически со дня убийства Кирова. Енукидзе распространил версию, что у Кирова была интрижка с женой Николаева Мильдой Драуле. Обвиняемые в «Кремлевском деле» 1935 г. распространяли тот же слух. По-видимому, они заимствовали его у Енукидзе. Никогда не было никаких доказательств в подтверждение этой сплетни. Николаев никогда не упоминает о ней или о какой-либо личной враждебности к Кирову, даже в своих объемистых дневниках. Лено представляет весомые доказательства по этому поводу (Л 691, 807 п. 5).
Почему Енукидзе распространял эту очевидно лживую версию? Лено полагает, что он сделал из чувства «протеста» против прославления Сталина и «попугайского» повторения курса Сталина в отношении «классовых врагов». Но это не объясняет эту своеобразную лживую версию, которая является совершенно беспочвенной. Ее можно было бы, возможно, понять, если бы она исходила от людей, которые были в полном неведении о событиях. Однако высокопоставленный член партии и правительственный чиновник, Енукидзе, был посвящен в то, что происходило в тот момент.
Более того, Енукидзе вряд ли мог знать, что убийство Кирова не было выражением враждебности к большевикам — если только, как он признался позже, он не знал о заговоре с целью убийства Кирова заранее. То, что Енукидзе не выражал мнение, что убийство, возможно, было результатом политической оппозиции, сочли бы очень подозрительным, и это бы привлекло к нему неблагожелательное внимание — как это фактически и случилось.
Почему Енукидзе рисковал, поступая так — если у него не было убедительного мотива для такого поступка?
Признания Ягоды наводят на ответ. У Енукидзе был тот же мотив, что и у Ягоды, который старался отвлечь внимание от заговора. Енукидзе и Ягода были вовлечены в свой собственный заговор и поэтому не хотели, чтобы Сталин и НКВД заранее насторожились в отношении заговоров. У нас есть два допроса Енукидзе 1937 г., которые подтверждают его участие в заговоре правых. Хотя Енукидзе не упоминает в них убийство Кирова, он, должно быть, упоминал о нем в других. Ягода рассматривал убийство Кирова в досудебных допросах и упоминал Енукидзе. Поэтому следователи НКВД наверняка очень тщательно допросили бы и Енукидзе об убийстве Кирова.
Этот «допрос» от 1 декабря — единственный, в котором Николаев настаивает на том, что он убил Кирова в одиночку по своей собственной инициативе.
• Кирилина (К 216) воспроизводит одно предложение, которое она соотносит с допросом Николаева от 2 декабря. Лено (Л 260–261) воспроизводит более длинный отрывок из допроса 2 декабря, который не содержит этого предложения. Николаева не спрашивают, действовал ли он один или у него были сообщники, и он не отвечает на него.
• У нас есть один допрос Николаева от 3 декабря. Кирилина (К 215–216 и 408–409) говорит, что она воспроизводит его полностью. Очевидно, это правда, поскольку он соответствует трем частичным выдержкам из него в книге Лено (Л 157, 167, 249–250). Николаев не делает заявления по поводу того, он убийца-одиночка или нет.
• У нас есть один допрос Николаева от 4 декабря. Кирилина сообщает нам (К 277), что у него были «новые следователи». Очевидно, к 4 декабря люди Медведя из Ленинградского УНКВД были под подозрением и их заменили людьми Ежова. В части, воспроизводимой Лено (Л 281–282), Николаев теперь заявляет, что его связи с троцкистами «повлияли на его решение убить товарища Кирова», и он называет Шатского, Котолынова, Бардина и Соколова. Это согласуется с короткой цитатой в книге Кирилиной (К 277) из этого же допроса.
Это признание, очевидно, приободрило следователей. Лено (Л 285) говорит, что Николаев был допрошен пять раз 5 декабря. Письмо Агранова Сталину от 5 декабря, в переводе у Лено (Л 285–287), раскрывает информацию о том, что Николаев начал называть других заговорщиков среди членов троцкистско-зиновьев-ского блока (текст на русском языке доступен уже десять лет в «Запрещенном Сталине» Василия Сойма).
Кирилина (К 281) говорит, что «после 4 декабря» Николаев признал, что
«он был членом подпольной, контрреволюционной организации», «участники стояли на платформе троцкистско-зиновьевского блока», «с Кировым у бывшей оппозиции имеются свои особые счеты в связи с той борьбой, которую он организовал против ленинградских оппозиционеров».