Убийство Михоэлса
Шрифт:
— Вот за что мне нравятся ленинградские товарищи — за их целеустремленность, — заметил Сталин. — И за поддержку друг друга. Школа нашего дорогого Сергея Мироновича Кирова. Товарищи Вознесенский и Кузнецов — хорошие ученики товарища Кирова. Очень хорошие. Думаю, что, когда придет пора мне отойти от дел — а этого уже недолго ждать, — они сумеют меня заменить. Товарищ Вознесенский — в роли Председателя Совета Министров. Товарищ Кузнецов — в роли генерального секретаря нашей партии. Только не нужно меня уверять, что товарищ Сталин будет жить вечно. Люди не живут вечно. Вечно живут их дела.
— Да, товарищ Сталин. Не потребовать этого они не могут. Но могут предложить нам самим отказаться в обмен на режим благоприятствования в рамках плана Маршалла.
— И как, по-вашему, мы должны на это требование или предложение реагировать?
— Я думаю, что мы должны согласиться.
Члены Политбюро с недоумением переглянулись, зашушукались.
— Спокойней, товарищи, — проговорил Сталин. — Полагаю, товарищ Вознесенский разъяснит нам свою точку зрения. Военные репарации являются для нас сейчас единственным реальным источником внешних средств для восстановления народного хозяйства. Мы получаем по репарациям промышленное оборудование, необходимое нам для модернизации нашей промышленности — особенно химической и машиностроительной. Что мы сможем получить взамен?
— Журавля в небе, — встрял Хрущев. — У нас говорят: сменял дурень порося на карася.
— Наоборот, Никита Сергеевич, — вежливо возразил Вознесенский. — Карася на порося. Мы действительно получаем сейчас оборудование демонтированных немецких заводов в очень больших объемах. Это оборудование превосходит наше по многим показателям. Но оно уже сегодня в техническом отношении является вчерашним днем. Ориентируясь на эти поставки, мы тем самым уже сейчас обрекаем себя на техническое отставание. По плану Маршалла мы могли бы получать самые современные технологии. И с их помощью выпускать конкурентоспособную продукцию. Резкое увеличение объемов внешней торговли намного перекроет стоимость репараций.
— Вы связываете будущее народного хозяйства с завоеванием Советским Союзом мирового рынка. Я вас правильно понял?
— Да, товарищ Сталин. Иначе мы обречены на хроническое отставание.
Сталин напомнил:
— Перед войной у нас был лозунг: «Из своего сырья, на своих заводах, по своим проектам, своими руками». Мы ни от кого не зависели. Это помогло нам победить в войне. Сейчас, по-вашему, этот лозунг устарел?
— Да, товарищ Сталин. Времена натурального хозяйства прошли.
— Значит, торговать, а не воевать? Заключить с империалистами мир?
— Нет, воевать, — возразил Вознесенский. — Но в сфере экономики. Это полностью согласуется с нашей борьбой за мир. Мы все хорошо помним ваши слова: «Первая мировая война вырвала одну страну из капиталистического рабства, вторая — создала социалистическую систему, третья — навсегда покончит с империализмом». Мы выиграем
Сталин поднялся и прошелся по залу, где проходило заседание Политбюро, посасывая незажженную трубку. Он никому не разрешал курить на заседаниях Политбюро. Не курил и сам.
— Я понял вашу точку зрения, товарищ Вознесенский, — помолчав, проговорил он. — Я понял точку зрения всех членов Политбюро. Продолжим, товарищи, заседание…
Когда повестка дня была исчерпана, Сталин кивнул Молотову:
— Зайди ко мне. И ты, Лаврентий, тоже…
Вернувшись в свой кабинет, он закурил папиросу. Как бы в продолжение своих раздумий удрученно покачал головой:
— И это — Политбюро! Твою мать! Высший орган страны победившего социализма! Ленин бы перевернулся в гробу!.. Если бы лежал в гробу… Тебе, Вячеслав. На заседании Совета Министров иностранных дел заявишь: «Любые формы международного сотрудничества могут быть основаны только на уважении национального суверенитета всех государств, на принципе невмешательства во внутренние дела в любых формах, в том числе и в виде контроля за расходованием финансовой помощи. Это относится и к так называемому плану Маршалла. Советский Союз и страны социалистического лагеря не допустят никакого диктата со стороны американского капитала». Я достаточно ясно выразился?
— Они нас пошлют, — заметил Молотов.
— Нет, — резко возразил Сталин. — Это мы их пошлем!
— Они потребуют расплатиться за долг по ленд-лизу. Это почти девять миллиардов долларов.
— Долг по ленд-лизу? — переспросил Сталин. Он выставил перед носом Молотова кулак правой руки и ребром левой ладони рубанул по сгибу локтя. — Вот им, а не долг по ленд-лизу! Вот им девять миллиардов долларов! Мы расплатились за них кровью русских солдат! Понял?
— Так и сказать?
— Да! Именно так и сказать! Советский Союз никому ничего не должен! Он за все расплатился кровью русских солдат!
Он помолчал, остывая, и кивнул:
— Все. Можешь идти.
Молотов вышел.
— Располагайся, Лаврентий. Докладывай.
Минут пятнадцать терпеливо слушал. Потом прервал Берию:
— У меня уже все твои плутонии, графитовые стержни, тяжелая вода, факторы мультипликации и масспектрографы в печенках сидят! Чего тебе не хватает? Денег? Материальных ресурсов? Людей?
— Всего хватает.
— Тогда почему я все время слышу о процессе, а ничего не слышу о результате?
Берия пожал плечами:
— Если дать женщине даже девять мужей, она все равно не родит ребенка за месяц.
— Американцы сделали бомбу за три года.
— За три с половиной, — поправил Берия.
— А мы мудохаемся уже шестой год! Я спрашиваю: будет конец?
— Будет.
— Когда?
— В августе сорок девятого года.
— Вот как? Может, и день скажешь?
— День сказать не могу. Зависит от многих факторов. В том числе и от метеоусловий и направления ветра.
Сталин внимательно посмотрел на Берию: