Убийство моей тетушки. Убить нелегко (сборник)
Шрифт:
Так вот, если стоять у входной двери, по левую сторону асфальтированной площадки располагается ее, теткин, лучший бордюр. Впереди от вас и даже слегка справа – пятнышко зеленой лужайки, которая служит у нас некоторым яблоком раздора. Моя родственница без конца оплакивает тот факт, что она слишком мала для игры в теннис. При этом во все стороны от нее земляной покров обрывается вниз так круто, что расширить лужайку нет никакой возможности – если только не соорудить гигантскую насыпь, что было бы исключительно неприглядно. Хозяйка Бринмаура вполне пошла бы на такое уродство, но, к счастью, ее останавливает дороговизна. Что касается меня, то я с гораздо большей охотой пользовался данным пространством как газоном для крокета – физические упражнения, предполагаемые этой игрой, мне в высшей
16
Цвета шаров в крокете.
От гаража к дороге ведут два пути. Один вдоль самой стены дома, чрезвычайно узкий – только чтобы машина могла подкатить через него к парадной двери и укатить обратно. Еще имеется проезд через ворота на заднем дворе – мимо бордюра, уже упомянутого мной, только метрах в двух ниже него. Эта узкая тропинка, так же как и стена, удерживающая бордюр от осыпей, построена в недавние времена – уже по тетиному приказу. Для наших машин она вполне годится, но когда ко мне заворачивает погостить мой друг Иннз на «Бентли», он уже не может обогнуть усадьбу, не помяв борта. Конечно, тетя отказывается признать, что проезд был изначально спроектирован ненадлежащим образом, и винит безобидного Иннза в обладании слишком большой машиной. Характерно, что ущерб, причиненный «Бентли», она полностью игнорирует, а об Иннзе всегда упоминает как «о твоем друге, который поцарапал краску на крыле дома». При этом она неизменно ищет глазами кого-нибудь постороннего, стоящего рядом, или, если никого нет, обращает их к небесам, присовокупляя: «Ах, как он неосторожно водит…» Таким образом старуха надеется избежать обвинений в собственной недальновидности.
Основной путь на Ллвувлл начинается чуть справа от главного входа, потом резко выгибается еще правее, оставляя луг, куда фермер Уильямс выгоняет коров, опять-таки справа, а слева – отвесную кручу над Лощиной. Затем дорога с той же резкостью отклоняется влево и идет под уклон до маленького каменного моста через Бринмаурский ручей в самом низу.
Должен признать, что мост через данный водный поток часто являет очаровательное зрелище. Ранней весной склоны Лощины покрываются первоцветами, позже их сменяют колокольчики и дикие анемоны – все это имеет для меня определенное обаяние. А крошечный ручеек всегда так мило журчит… Осенью тут полно ежевики качеством не хуже, чем в других местах, и я, знаете ли, бываю очень доволен, когда тетя собирает ее, даже помогаю ей, хоть и предпочитаю, вообще говоря, собирать мясистые грибы, каких предостаточно в траве Лощины.
Именно там я сидел сегодня утром, неторопливо размышляя, когда тетин голос и лай собак вернули меня к действительности. Тетя, доложу я вам, держит двух нечистопородных фокстерьеров. Когда она их заводила, то как раз читала какую-то безумную «Историю Англии» в комическом изложении, полную, полагаю, примитивного юмора из арсенала учащихся средней школы. И вот два глупейших якобы англо-саксонских имени из этой книги, наверняка просто выдуманные самим автором, произвели на нее неизгладимое впечатление.
Помню, как она разглядывала этих двух ничем не примечательных, но милых в своей невинности белых четвероногих созданий с черными отметинами и вдруг сказала:
– Я назову их Этельтраль и Трательтрольт!
Я в ужасе отпрянул. Тетино чувство юмора было мне хорошо известно. С нее вполне сталось бы встать посреди общедоступной улицы в Ллвувлле, или в Аберквуме, или даже в Шрусбери и завопить: «Этельтрооольт! Трутельтрааль! Трутельательтротель! Альтель-тротельтрут!» И лицо ее начнет краснеть, краснеть и краснеть до багрового оттенка, пока взрывы собственного грубого хохота не заставят ее замолчать, а все зеваки вокруг не убедятся, что старуха свихнулась. Оставалось только молить бога, чтобы никогда не оказаться вынужденным слушателем и свидетелем такой сцены.
Я сделал отчаянную попытку избежать бедственной перспективы и предложил:
– Почему бы не назвать его Пятныш?
– Зачем это? – спросила тетя.
– Ну, вот же у него черное пятнышко на… э-э. – Я деликатно замолчал.
– На копчике, – со всей откровенной непристойностью закончила моя родственница. – Думаю… – Тут она пристально и многозначительно воззрилась на мой лоб, боюсь, в тот момент слегка сморщенный. Я, видите ли, довольно остро реагирую на подобные мелкие речевые неопрятности. Тем более не следует заострять на них внимание. – Думаю, Пятнышом я буду называть тебя. Вон какое пятно наморщил. – И несколько дней она действительно так меня называла, пока сама, к счастью, не устала от собственного мнимого остроумия.
Так ее собаки и остались Этельтралем и Трательтрольтом – хорошо хоть ради удобства произношения «сократились» потом до Этеля и Трателя – на такие клички они хотя бы отзывались. Плохо, однако, другое: оба с самого начала прониклись неприязнью – причем искренне взаимной – к Так-Таку. Они завидовали тому, что его пускают в дом, а их нет. Поразительно, как точно животные усваивают повадки своих хозяев…
Так вот, в моих ушах загремел тетин голос:
– А ну-ка, хватит мечтать. Хватай скорей на руки свою гадкую зверюгу, пока Этель ее не загрыз. Он, знаешь ли, отличный крысолов. И Трателя я тоже долго на поводке не удержу. – Пес в самом деле рвался изо всех сил, мечтая разорвать бедненького Так-Така.
Одним быстрым движением я отбросил в сторону заливающегося лаем Этеля и сгреб в охапку пекинеса, который у меня на руках продолжал вызывающе храбро тявкать.
– Не смей больше никогда пинать моего пса. И вообще, забудь и думать пинать собак ногами. – Тетя сверкнула глазами: – Понятно?
Я встал к ней вполоборота и посмотрел вверх на обрывистый склон Лощины. В эту минуту жребий был брошен.
– Понятно. Я должен был безропотно позволить вам и вашим дворнягам убить моего любимца, не шевельнув и пальцем в его защиту. Нет, дорогая тетушка. Никогда!
В продолжение нескольких минут происходила безмолвная борьба сил воли. Мы пристально смотрели друг другу в глаза. Не сомневаюсь, что и в одной, и в другой их паре можно было прочесть многое. Первым отвернулся я и принялся фланировать взад-вперед по Лощине. Тетя продолжила свой путь по основной дороге. Позднее я неторопливо последовал за ней. Взбираться по холму утомительно, и мне совершенно не улыбалось позволить старухе обогнать меня, что неминуемо случилось бы, если бы мы стартовали вместе, – она ведь вечно бегает, а не ходит. Да и спешить не хотелось. Но жребий, повторяю, был брошен.
Глава 2
Наверное, на самом деле я решился еще раньше. Но все же, думаю, правильно будет сказать, что жребий был брошен именно в тот момент. До того момента я еще мог отступиться, отныне все стало необратимо.
Все это очень хорошо, однако твердо решить, что ваша тетя так или иначе должна поплатиться за свое плохое вождение и попасть в автокатастрофу на том самом мосту, где она оскорбила вас, и пусть свидетелями станут все эти кусты, перед которыми она издевалась над вами, и что причиной этой аварии должна стать столь любимая ею дорога, скользкая после дождя, вечно изливающегося на столь бездумно боготворимый ею Уэльс, – это все одно дело. И совсем другое – устроить все эти события, особенно когда по уже изложенным выше причинам жизненно важно не позволить ни единой тени подозрения пасть на вас.