Убийство на пляже
Шрифт:
— Нет. Никакого вызова не было.
Марк изо всех сил старается выглядеть озадаченным.
— Что вы имеете в виду?
— У нас есть запись с видеокамеры на парковке на Брайар-Клифф. Вы были там в час двадцать три ночи.
Марк машинально оглядывается через плечо. Бэт по-прежнему стоит у окна. Он по-детски улыбается ей, но ко времени, когда он поворачивается обратно к Харди, улыбка его полностью исчезает.
— Значит, теперь вы следите за мной? — шипит он.
— Мы проверяем записи со всех камер видеонаблюдения в этом районе. Так что вы делали
— Так я что, в подозреваемых у вас?
— Первым делом мы исключаем людей, которые непричастны к расследованию. Вы рассказываете мне, где вы были, с кем и как долго. Я снимаю с вас подозрение. Подход чисто методический. Если вы не сообщаете мне этих фактов, я не могу снимать с вас подозрение. А если я не могу таким образом исключить вас, вы являетесь человеком, представляющим интерес для следствия.
— По делу об убийстве моего собственного сына?
Но Харди не так прост, чтобы позволить Марку разыгрывать эту карту.
— Я уверен, что здесь все очень просто.
Он видит, что Марк прикидывает имеющиеся у него варианты. Если в глазах его пока и нет паники, то очень скоро он к этому придет.
— Я встретил приятеля. Мы с ним отправились прошвырнуться. Потом он подвез меня обратно на парковку, после чего я поехал домой. Где-то в три утра, может, в четыре.
— Как зовут вашего приятеля?
Марк отводит глаза в сторону.
— Не помню.
Иногда убийство делает людей умными. Включившийся инстинкт самосохранения открывает в убийце незадействованные резервы изобретательности и находчивости. Это выглядит почти так, будто у них вдруг повысился коэффициент умственного развития. Харди думает, всегда ли Марк такой тупой или это горе сделало его таким. А может, это тщательно продуманная двойная ложь?
— Вы не можете вспомнить имя вашего друга? А куда вы с ним отправились?
— Мне кажется, мы выпили, перекусили, потом куда-то ездили…
На губах его появляется подобие улыбки.
— Вам кажется? — удивляется Харди. — Это было всего три дня назад.
— Ну да. С тех пор столько всего успело произойти.
Бэт все еще внимательно следит за ними, как будто пытается по губам понять, о чем они говорят. Харди сдвигается в сторону, чтобы спрятаться от нее за Марком.
— Есть какая-то причина, по которой вы не хотите называть мне имя вашего приятеля? Речь идет только о том, кто убил Дэнни. Остальное меня не интересует.
Марк крутит головой.
— Я вспомню. Я выжат как лимон, я не спал, еще все эти новости по телевизору… У меня просто голова не работает.
Харди меняет тему.
— Когда вы пришли, то сразу отправились спать. Ваша жена может подтвердить, в котором часу вы пришли?
— Нет, она спала, — говорит Марк.
Это правда, и они оба это знают. Что ж, они уже куда-то продвинулись. Харди набирает воздуха для следующего вопроса, но в этот момент у него звонит телефон. Он отходит в конец двора, оставив Марка подумать.
— Сэр, это Элл… Миллер, — говорит она. — Я в хижине на вершине скалы.
Харди молчит, но в молчании этом чувствуется одобрение: Миллер говорит только самое важное, ничего лишнего — совсем так, как ему нравится.
— Криминалисты говорят, что в доме все было безжалостно выдраено, однако они обнаружили набор отпечатков на мойке. Я написала, чтобы они пробили его по имеющимся отпечаткам близких и родственников. Отпечатки эти принадлежат Марку Латимеру.
17
Элли Миллер долго совершенствовалась в искусстве вставать по утрам так, чтобы не беспокоить семью, однако это больно ранний старт даже по ее стандартам. Солнце уже взошло, но на улице холодно, так что она надевает большой оранжевый плащ, тот самый, благодаря которому дети узнают ее за несколько сотен шагов. У Джо есть такой же, только ярко-синего цвета. Мамин плащ и Папин плащ — окончательная уступка стиля в пользу родительского прагматизма. Попав в кухню, она тает от благодарности: Джо приготовил ей на завтрак сэндвич с беконом, латуком и салатом и два термоса чая для бодрого старта рабочего дня — вчера вечером она так устала, что даже не заметила этого.
Теперь местом преступления стала хижина на вершине скалы: на колышках натянуто ограждение, над входом установлен тент. Харди стоит на краю обрыва, спиной к домику, и ветер ерошит его волосы. Он смотрит на море, как будто оно загипнотизировало его: когда он наконец видит Элли, во взгляде его читается раздражение, как будто она вывела его из священного транса. Когда она сует ему в руки термос, он выглядит окончательно сбитым с толку.
— Здесь холодно, — говорит она. — Работали все выходные, впереди долгий день. Я подумала, что это может помочь. — Харди берет термос и смотрит на него без всякой благодарности. — У вас есть дети? — спрашивает она.
— Почему вы спросили?
— У них должны быть дурные манеры.
Он никак не реагирует на это. Она ненавидит, когда он молчит, и ей приходится догадываться, с кем она вообще разговаривает. Вместо этого он вдруг странно покачнулся, как будто наткнулся на что-то. Она не в первый раз замечает за ним такое движение. Ему явно не по себе на этом комковатом дерне, и его обувь, потрепанные туфли с отслоившимися подошвами, вовсе не помогает ему чувствовать себя увереннее.
— Вам нужна пара хороших ботинок. — Она изучает его ноги. — Какой у вас размер обуви? Одиннадцатый?
— Нет, спасибо, — говорит Харди. Он наклоняется вперед, чтобы заглянуть на пляж. — Бессмыслица какая-то. Зачем было тащить его на Харбор-Клифф? Почему просто не бросить здесь? Идеальная скала для того, чтобы сбросить с нее труп.
Элли шокирована.
— Прошу вас, не могли бы вы не говорить об этом в таком тоне. — Мысленно она берет свои слова обратно.
Он молчит, и она предпочитает воспринимать это как извинение. Вдалеке к выходу из гавани направляется горстка рыбацких лодок.