Убийство на рыбалке
Шрифт:
– Бумага, прочтем в палатке. Снимать его сейчас не надо. Надеюсь, следственная группа все же прибудет на Буравку. Пойдемте в лагерь, Олег.
Они пошли обратно.
– У вас есть семья, Олег?
– Нет.
– Женщина есть?
– Какое вам дело?
– Это вы убили отца и сына Фарсобиных?
– Вы в своем уме?
– У вас есть причины желать им смерти.
– Я не убивал. Это дядя Гена убивал меня. Медленно и методично убивал. Наслаждался властью надо мной. Убийство! Помилуйте! Убийство не решает проблему, а только усугубляет ее. Я стал жертвой задолго до того, как дядя Гена купил меня с потрохами. Я прекрасно знаю свое дело! Могу на слух диагностировать поломку машины. Но этого мало! Нужна озверелость!
– Прямо-таки топтать.
– Именно. Умер дядя Гена, сразу появится Валера. Умер Валера, появится Слава.
– Его тоже убьете?
– Я никого не убивал! Смысла нет. Система такая! Убить в себе самом человека надо прежде всего, а другого человека убивать смысла нет. Я раб! Я Бобик! Но не убийца!
– Ну, вы же сами говорили, что у Геннадия Ивановича были хорошие отношения с сыновьями. Он любил их, они его. Если не вы, то Слава? Больше некому.
– Нет, Слава спокойный интеллигентный. Он любит отца. У него хорошие отношения с братом. Нет, не Слава. Конечно, не Вера. Зачем ей убивать мужа? У нее бы сил не хватило. На такой высокой ветке повесить, надо быть очень сильным. На острове живет призрак.
– Я не верю в мистику.
– Что вы вытащили у него из кармана? Дайте посмотреть!
– Смотрите.
– Предсмертная записка. А вы же сказали, что он не сам? Не понял.
– Я тоже пока ничего не понимаю, кроме одного.
– Кроме чего?
– Если я срочно не согреюсь и не выпью чего-нибудь горячего, я схвачу воспаление легких. Пойдемте поскорее. Лагерь уже близко. Кружили по лесу долго, а дуб рядом с лагерем.
– Я никуда не пойду! Давайте прочтем письмо Валеры. Я прошу, настаиваю, требую. Читать буду я сам, а вы держите фонарь. Здесь всего лишь страничка.
– Это его почерк?
– Похож. Но при желании почерк можно подделать. Отдайте мне, я буду читать вслух.
Предсмертное письмо Валерия Фарсобина
Я чертовски устал! Мне скоро сорок, но отец контролирует каждый мой шаг. Все бросить и уехать? Не получится. Он найдет меня повсюду. Мы живем во лжи! Леонид Юхтин доверил отцу деньги, без них папа не смог бы создать «Электросистемы». Мне стыдно и гадко, однако на похоронах Леонида я вздохнул с облегчением: деньги возвращать не надо. Их некому возвращать! У Юхтина нет прямых наследников.
Отец, мама и я стали соучредителями «Электросистем». Через год я уговорил отца создать ООО «Антикварная лавка». Нельзя держать все яйца в одной корзине. Мы продали дом бабушки, вложили их в «Антикварную лавку», соучредителем которой стал уже и Слава. Слава уговорил отца и меня рискнуть. Предложил якобы выгодный проект, связанный с иконами, которые он предполагал скупать у людей, в маленьких церквах, потом продавать за рубеж. Мы рискнули, ничего хорошего не получилось. Потеряли много денег.
Однако ООО «Ростовские электросистемы» стабильно давало прибыль. Хорошие отзывы, заказы от банков и крупных торговых центров. Мы перечислили часть денег от «Электросистем» в «Антикварную лавку», чтобы она смогла выжить. Это было займом денег Леонида Юхтина «Антикварной лавке». Вернулись к моей первоначально идее: скупали у населения домашнюю утварь, доводили до ума, продавали туристам. Появилась прибыль и от «Лавки».
Галина Нечаева со своим шестилетним Виталиком пришла в наш дом, словно стихийное бедствие. Экспертиза ДНК подтвердила, что он сын Леонида. Ему столько же лет, сколько и моему Денису. Галина просит вернуть деньги не ей, а сыну Леонида, больному лейкемией.
На семейном совете мы решили, что по документам папа вложил собственные деньги! Но я же знаю, что пять лет назад Леонид инвестировал деньги в папин бизнес под честное слово. Они с папой давние друзья! Я же знаю, что сын Леонида имеет право не только на первоначальный капитал, но и на прибыль! Прибыль от «Электросистем» и от «Лавки»! Крепкая мужская дружба, честное слово, честь, где они? Я не могу остановить отца в его тупом упрямстве. Де-юре он прав, но что делать с душой? Виталик превратился в мой кошмар, он очень похож на Леонида. Деньги ему нужны на лечение, его можно вылечить, а если не лечить, он умрет. Он и мертвый будет кошмарить меня во сне и наяву. Достоевский говорил о слезинке ребенка. Нынче речь идет о жизни ребенка. Я больше не могу выдерживать душевный разлад, медленно схожу с ума.
Я нашел единственный выход: убить отца, потом себя.
Простите и не судите меня.
Ваш Валерий.
Суббота, шесть часов.
Остров Малая Буравка
Прочитав письмо, Олег отдал его Трубникову и молча пошел к палаткам. Потом обернулся и сказал:
– Чужая душа – потемки. Может быть, он сам. Дядя Гена любил сыновей, но еще больше любил власть. Он контролировал не только меня, но и их. Я смог приспособиться, но ведь я живу отдельно, у меня свой дом на Нахичевани. А все Фарсобины живут под одной крышей, большим колхозом. Он контролировал во всем: в большом и в малом. Да, от этого можно устать. И я согласен с Валерой, от старика Фарсобина даже на другой планете не спрячешься, везде достанет. Разве что на том свете… Я тоже чертовски устал, лягу спать, не будите меня! Если только к проклятому острову хоть какая-нибудь посудина пристанет, чтобы нас забрать. Мне нужна перезагрузка.
– Подожди, Олег, тихо. По-моему, плачет ребенок.
Они остановились и отчетливо услышали громкий навзрыд плач ребенка.
– Денис! Закричал Олег и побежал к палатке.
Трубников опередил его, оказался в палатке первым. Все были в сборе, ребенок бился в истерике. Вера пыталась прижать его к себе, успокоить, он вырывался, плакал.
– Что случилось? – спросил детектив.
– Банка пропала, – ответила за всех Лена, – он уже давно плачет, никак успокоить не можем.
– Не понял, какая банка?
– Обыкновенная жестяная банка из-под кофе, – объяснил Слава, – зачем он взял ее с собой? Папа всегда дарил деньги мне, брату, а теперь и внуку на все праздники. Он считал, что ребенок сам купит то, что ему интересно. Денис ничего не покупал, ему нравились деньги сами по себе. Папа дарил ему пятитысячные купюры, а зачем? Денис взял деньги с собой на рыбалку, не хотел расставаться со своим сокровищем. Теперь найти не может.
Трубников устало опустился на пол. Лена заботливо подала ему конфету «Черноморочка», хотела приготовить чай или кофе. Он, не обращая внимания на истерику мальчика, громко сказал, что они нашли Валерия. Все рассказал, дал Славе и Вере прочитать письмо. Лена не захотела, она была заторможенной, спала на ходу. Трубников с удивлением наблюдал за ней. Такой он ее еще не видел. Равнодушная ко всему, даже к известию о трагической смерти Валерия. Ее темно-русые волосы всегда аккуратно причесанные, завитые, ухоженные, сейчас напоминали прическу «я у мамы вместо швабры». Трубников взял ее за руку, проверил пульс и сразу почувствовал спиной и затылком чей-то настороженный взгляд. Обернулся. Слава перечитывал письмо брата, Олег лежал, заткнув уши и закрыв глаза, чтобы не слышать истерику Дениса. Вера словно окаменела, ее лицо побледнело, глаза лихорадочно горели. Трубников прикоснулся к ее руке, она обожгла холодом, хотя в палатке было даже жарко. В маленькой походной печке потрескивали дрова. Кто обжег его спину взглядом, когда он проверил пульс Лены? А пульс слабый, это не похоже на усталость. Снотворное? Он надеялся, что знал свою секретаршу, она не принимала снотворное. Здоровая и молодая, по утрам любила бегать. Кто-то подсыпал снотворное в чай? Для кого предназначен чай со снотворным? Для Лены? Для него самого?