Убийство по расписанию
Шрифт:
– Позже перекушу, – бросил он.
Застегнув пиджак, Лобанов стал надевать перчатки. Доронин наблюдал за его действиями и машинально подумал о том, что, как и в момент приветствия, дружеского рукопожатия не будет. Подобная манера при встречах и расставаниях была не в стиле Лобанова. Однако Альберт счел необходимым тоже подняться из-за стола. Холодную утку он уже все равно есть не станет, и, когда вернется Марина, придется ограничиться только вином и десертом. Обед был безнадежно загублен.
– Да, и что касается самого тебя, – снисходительно произнес Лобанов, поднимая глаза на шефа. – Если будешь общаться с легавыми, старайся вести
– Я учту. – Доронин был задет за живое, но постарался не подать виду. В эту самую секунду ему и захотелось зевнуть. Он сдержал себя. – А ты особо не лихачь, Илюха. Наломаешь, не дай бог, дров, как в прошлый раз...
Лобанов подозрительно посмотрел на него, но решил воздержаться от лишних комментариев. По-братски похлопав Доронина по плечу, он сдвинул портьеру в сторону и вышел из кабинки.
Вторник. 12 часов 49 минут
– Чем занимается этот фонд? – Гурову показалось, что он ослышался.
Все это время Цаплин излагал, как по писаному, собранную по «Эдельвейсу» информацию. Он занял пассажирское место в «Пежо» рядом с Гуровым и старательно отмахивался от табачного дыма. В отличие от полковника, майор никогда не курил и вообще очень педантично относился к собственному здоровью. Хотя такое отношение не было личной инициативой самого Цаплина. Оно было продиктовано его женой. Майор постоянно ходил с компактным металлическим термосом, куда каждое утро супруга наливала ему какую-то заваренную траву, и делал определенное количество глотков строго по часам, он периодически смазывал виски разными тибетскими маслами, а в кармане брюк неизменно таскал с собой одну или даже две иголки ипликатора Кузнецова, чтобы в нужный момент поколоть ими подушечки пальцев для снятия стресса. Все это тоже придумала жена майора, что служило постоянным предметом насмешек со стороны коллег Цаплина. Но он никогда не обращал особого внимания на их безобидные уколы.
– Вы меня совсем не слушали, Лев Иванович? – Он достал из внутреннего кармана пуховика термос и стал скручивать крышку.
– Да нет, я слушал, Яша. Более того, я все прекрасно понял. – Гуров выбросил окурок за окно, и тот мягко приземлился в большой пушистый сугроб. – Усыновление и удочерение детей за границей, когда от них тут безнравственно отказались родные мамаши... Дело очень нужное и, я бы даже сказал, благородное. Меня не сильно удивит даже тот факт, что «Эдельвейс» тесно сотрудничает с первой городской больницей, а в частности, с отделением Завладской. Думаю, на поверку так и окажется. Ничего криминального. Вроде бы...
– Но... – подхватил мысль полковника младший по званию товарищ. Он сделал несколько мелких неторопливых глотков отвратительно пахнущего напитка, непроизвольно заставив Гурова поморщиться.
– «Но» – это Валет, Яша. – Полковник хлопнул себя по колену. – Вот оно самое большое «но», которое меня настораживает. Какое отношение к столь высокому благородному делу, как забота о детях, может иметь такой прожженный уголовник, как Борис Щетинин?
– Он – начальник службы безопасности «Эдельвейса», я ведь вам уже говорил.
– Я помню. Но именно это и странно, Яша. Ты не находишь?
– Нахожу, – честно признался тот.
Термос с настойкой вновь исчез в его
– Тебе удалось выяснить, как Щетинин вышел по УДО? – спросил Гуров, слегка меняя тему разговора.
– Проверенной информации нет, Лев Иванович. Только кое-какие слухи...
– Какие?
– Щетинин состоит в родстве с тем самым Ромашовым, главой районной администрации, о котором меня также спрашивал полковник Крячко. – Цаплин никогда не пользовался никакими записями. Он обладал отличной тренированной памятью. – Первая жена Ромашова, ныне покойница, к слову, у нее был рак груди, – двоюродная сестра Щетинина. Мужчины тесно общались, можно сказать, находились в хороших, дружеских отношениях. Когда Щетинина посадили, Ромашов еще не был главой администрации. Он никем тогда не был. На заводе на каком-то работал, что ли... Могу выяснить более точно, если хотите. Так вот, я не могу точно сказать, содействовал ли Ромашов УДО Щетинина, но поговаривают, что вроде как содействовал, однако в «Эдельвейс» его устроил именно Ромашов. Это совершенно точно.
– А какое отношение к «Эдельвейсу» имеет сам Ромашов?
– Он курирует деятельность фонда. И отправка детей за рубеж – это, можно сказать, его личный вклад в данный законодательный проект, – отчеканил Цаплин.
– Кто возглавляет фонд?
– Некто Доронин. Альберт Николаевич. К уголовной ответственности не привлекался. Ни в каких криминальных связях, исключая Валета, замечен не был. Кристально чистый человек.
– Меня всегда настораживали кристально чистые люди, – буркнул полковник. – Как говорится, кто без греха, пусть первым бросит в меня камень. Либо ты грешишь, либо ты свои грехи скрываешь за маской благочестия.
Цаплин не понял последнего изречения Гурова, а потому посчитал, что в данном случае лучше промолчать. Полковник тоже не спешил возобновлять беседу. Он прокручивал в голове какие-то собственные мысли, и Цаплин по былому опыту работы с Гуровым знал, что рано или поздно они должны будут сформироваться в четкую, стройную версию. Ожидая решения старшего по званию, майор незаметно массировал кончик мизинца правой руки, стимулируя кровеносно-сосудистую деятельность. Этому его тоже научила супруга. Она утверждала, что нервные окончания каждого пальца отвечают за тот или иной орган и за его правильное функционирование. Цаплин был склонен верить в это.
– Значит, так, – произнес наконец Гуров, видимо, приняв какое-то решение. – Ты возвращайся в управление, Яша, и собери мне все, что сможешь, на этого Доронина. Адрес, семейное положение, друзья... В общем, все, как обычно. Изложишь в письменном виде и мне на стол. Если не успею заехать за бумагами сам, позвоню – расскажешь. Ясно?
– Считайте, уже сделано, Лев Иванович, – не без бахвальства в голосе выдал майор. – Я когда-нибудь вас подводил?
– Никогда. Ладно, хватит петушиться. Дуй.
Цаплин проворно выбрался из машины и слишком шумно захлопнул за собой дверцу. Гуров не стал наблюдать за тем, как майор, смешно взбрыкивая ногами, перебежал на противоположную сторону улицы, спеша к автобусной остановке. Достав свой мобильник, полковник набрал номер Крячко.
– У аппарата, – отозвался Станислав бодрым голосом.
– Я вижу, ты там отлично проводишь время, Стасик, – не смог сдержать своих негативных эмоций Гуров. – Не хочешь поменяться со мной ролями? А то я вспотел, как конь, гоняясь по городу и вступая в драки с пьяными анестезиологами, уволенными твоей ненаглядной красоткой.