Убийство в стиле ретро
Шрифт:
– Алекс, перестань, пожалуйста! – взмолилась Лена.
– Ладно, разговор на больную тему закончен. – Он провел рукой по лицу, как бы стирая с него гримасу скорби, и мирно сказал: – Будем пить чай.
– С пирожными?
– Эх, была не была, с пирожными!
Лена немного фальшиво рассмеялась и достала из холодильника свои любимые эклеры. Поставив их на середину стола, она уселась напротив мужа, подперла кулаками подбородок и постаралась сосредоточиться на его лице. Красивом, холеном, безупречном лице, которое не будило в ее душе никакого восторга…
– Кстати, – встрепенулся
– Что? – сипло переспросила Лена, замирая с пирожным в руке.
– Раньше ты постоянно на нем ездила, но вот уже две недели, как ты его игнорируешь…
– Он сломался, – выпалила она, поспешно кладя эклер на поднос.
– Разве? А по-моему, он прекрасно бегал…
– Вот и добегался. – Лена одним глотком выпила остывший чай. – Что-то там у него износилось, не знаю что, но мой шофер сказал, что надо его отогнать в сервис…
– Но он стоит в гараже…
– Значит, уже пригнали обратно, – скороговоркой выпалила Лена и начала суетливо убирать со стола. – Ладно, мне пора!
– Еще нет семи, – удивился Алекс. – Куда ты собралась?
– Пока приму ванну, пока оденусь, будет восемь, а к девяти мне надо быть в офисе, ко мне приедут с какого-то регионального телевидения…
– Ну хорошо, моя неугомонная женушка, иди работай. – Алекс встал, потянулся и, чмокнув жену в лоб, направился в спальню. – А я пошел досматривать десятый сон. Пока!
Как только он скрылся в спальне, Ленино лицо резко изменило свое выражение: из нарочито-спокойного оно стало испуганным, жалким, а вместо бодрой улыбки на губах появилась страдальческая гримаса.
Боже, боже, боже! Алексу что-то известно! Не случайно же он так настойчиво выспрашивал о «Линкольне»… А эти ненужные разговоры о Серже… Интересно, откуда он узнал, что Отрадов в Москве? Общих знакомых у них нет, точек пересечения тоже, но Алекс все же осведомлен о его приезде… Странно это! Очень странно!
Лена сжала пальцами виски – от подобных мыслей у нее начала побаливать голова. Она встала со стула, достала из аптечки анальгетик, запила таблетку ледяным соком. Стало немного лучше, не то от холодного напитка, не то от обезболивающего. Значит, можно идти в ванну, а потом собираться на работу.
Но полежать в пенной водичке у нее не получилось: тревожные мысли одолевали ее и в ванной, поэтому Лена лишь ополоснулась и помыла голову. Пока готовилась к выходу из дома, размышляла о наболевшем: где Серж сейчас, не уехал ли, вспоминает ли ее или уже забыл? Странно, что он появился на кладбище, ведь он ненавидел Элеонору… Но он появился, а значит, у него были какие-то свои причины… Только какие? Зачем появился у гроба врага? Чтобы плюнуть на могилу? Или убедиться в том, что ведьма действительно умерла?
Погруженная в эти мысли, Лена покинула квартиру.
Неспешно спустилась по ступенькам на первый этаж.
Миновала фойе.
Распахнула подъездную дверь.
Вышла на улицу.
И нос к носу столкнулась с Сергеем Отрадовым.
Все утро и половину дня Аня потратила на то, чтобы убрать квартиру по-настоящему, или, как бы сказала
Быстро проглотив обед, она вскипятила воду в своем новеньком чайнике, заварила чай и, взяв в руки красную кружку с дымящимся напитком, пошла в комнату. Пока жидкость остывала, Аня от нечего делать взялась листать бабусину книжку – читать ее она пока не собиралась, но намеревалась это сделать позже, в отпуске-то времени будет вагон. Страницы книги переворачивались плохо, наверное, из-за слишком толстого корешка, это раздражало, поэтому Аня залезла под него пальцем, чтобы проверить, не мешает ли что – вдруг картон отклеился от дерматина, – и наткнулась на сложенный в несколько раз листок. Подцепив ногтями, Аня вытянула его.
Это оказался аккуратно сложенный альбомный лист. Закладка, что ли? Но почему не между страниц? Странно…
Все еще не понимая, как лист оказался под переплетом, Аня развернула его.
«Аннушка, девочка…» – было написано в самом верху листа. Это было письмо, написанное нечетким отрывистым почерком старого человека.
Неужели бабуся оставила весточку своей Анюте?!
Вне себя от волнения, Аня углубилась в чтение письма.
«Аннушка, девочка, ты нашла мое письмо, это хорошо. Значит, я правильно сделала, что спрятала его в книгу…
Раз ты читаешь его, значит, я мертва. Меня убили? Скорее всего… Интересно, как? Если отравили, то это Лена, дочка, она всегда ненавидела кровь. Если застрелили, то наверняка по указке Эдика, сына. Если же зарубили, размозжили голову, сбросили в окно, то тут постарались внуки – в них нет благородства моих детей, они пошли бы даже на такое некрасивое убийство…
Я давно предчувствовала смерть, именно поэтому заблаговременно позаботилась обо всем… И не случайно я так баррикадировалась – мне не хотелось, чтобы меня убили раньше, чем я все устрою… Я успела, так что все в порядке!
Аннушка, милая, прости меня за все! Да-да, не удивляйся, у меня есть за что просить прощения, ибо во всем плохом, что с тобой произошло, виновата только я…
Мы познакомились с тобой год назад, помнишь? Я подошла к тебе, спросила, почему такая молодая женщина не может найти себе работу… Да что я рассказываю, ты сама, наверное, помнишь… Так вот, наша встреча не была случайной. Я ее подстроила. А знаешь, почему? Потому что ты моя внучка…»
Прочитав последнее предложение, Аня не поверила своим глазам, поэтому она вернулась на абзац назад и перечитала его вновь. Нет, она не ошиблась, в письме действительно было написано «ты моя внучка». Но это глупость какая-то! Как она может быть бабусиной внучкой? Как? Ее мать Шура Железнова не имела никакого отношения к аристократическому древу Шаховских-Анненковых! Она была обычной деревенской бабенкой с дурными наклонностями и скудным умом… К тому же гулящая, пропащая…