Убийство в замке
Шрифт:
— А если он и леди Торп заодно? Можете ли вы доказать обратное? Мы не можем доказать ничего, абсолютно ничего! — Инспектором вновь овладело чувство негодования. — Даже то, что этот дурень, почтенный сэр Роберт, умер естественной смертью. Вполне возможно, что серия убийств началась с него.
— Вы считаете, что мы должны провести эксгумацию?
— Конечно, это вызовет много шума, но и без того этот случай уже наделал столько шуму, что при одном воспоминании о нем у меня раскалывается голова. Итак, поставьте вопрос об эксгумации, но перед этим получите согласие леди Торп. Кстати, что нам
— Конрой? — спросил удивленно Вильямс. — Вы считаете..
— А почему бы, собственно, нет? Вполне даже возможно, что он, так же как я или вы, ходит по земле. Кровь на кафеле? В человеке шесть литров этого добра, и если в нем будет на какой-то литр больше или меньше, это не имеет значения. Но если его не убили…
— То его жена должна знать об этом. А она не производит такого впечатления. Она была действительно потрясена.
— Бээ! — Инспектор от неожиданности чуть не заблеял. — Чего захотели! Она хотя и никудышная актриса, но изобразить сцену отчаяния — для этого не нужно большого таланта. Даже я, который никогда не ступал на скрипящие подмостки, мог бы разыграть такую же сцену.
— Итак, предположим, что Конрой жив. Сразу возникает вопрос, где он находится. Почему он скрывается или почему его прячут?
— Он наверняка в замке.
— Есть ли у вас доказательства на этот счет? Об этом, видимо, можно не спрашивать.
— Ну вот что, моя просьба прислать помощника из Ливерпуля не удовлетворена. Там все заняты нашумевшей историей с похищением человека, за которого потребовали выкуп. Так что вам придется пожить в замке и бодрствовать ночами напролет.
Вильямс глубоко вздохнул.
— Я очень люблю спать, сэр. Если я не посплю девяти часов, сэр, я просто погибаю. Это мука для меня.
— Мука? — Бейли закатил глаза. — А как вы считаете, что значит для меня вся эта история? Думаете, это не мука? С тех пор как я занялся этим делом, я набрал шесть фунтов веса, ибо постоянно пью портер. Мне придется пройти курс лечения — три недели питаться только овсяным отваром и морковью.
— А как быть с экономкой Патрицией Хайсмит? — перебил инспектора Вильямс.
— Она наверняка не имеет никакого отношения к убийству, — парировал Бейли.
— И вы это можете доказать?
— Да, могу, — пробурчал Бейли.
— И все же я позволю одно замечание, сэр. Если вы подозреваете всех и каждого, то почему исключаете Хайсмит? Я надеюсь, это не связано с портером, которым эта дама так щедро потчует вас.
— В кулинарии она смыслит. Каждый раз, когда я появляюсь в Карентине, Патриция догадывается, о чем тоскует мой желудок.
Бейли отогнал гастрономические мечты, которые не давали ему покоя, и примирительно заметил:
— Конечно, нам не следует забывать и о Патриции.
Обсудив с Вильямсом все вопросы, он дал ему последний совет;
— На вашем месте я принял бы сначала горячую ванну и обработал свою физиономию порошком для чистки кастрюль, иначе вас могут принять за существо с того света.
— Вы можете довольно часто получать удовольствие, разбивая на моей голове чернильницу, но каждый раз вам это будет стоить десять фунтов, — примирительно заметил Вильямс.
Большую часть своей жизни человек проводит при дневном свете, поэтому у него врожденный страх перед темнотой. Это чувство было присуще и Вильямсу. В течение дня он все рассматривал трезвыми глазами бдительного полицейского чиновника. Но когда наступала темнота и он украдкой пробирался в замок, то самоуверенность покидала его. Скрип раскачиваемых ветром ставен заставлял его вздрагивать; игра света и тени от луны и проплывающих облаков казалась ему такой же жуткой, как блеск топора палача. Как-никак, а трое в этом замке уже погибли при странных обстоятельствах. Как знать, может быть, и его ждет та же участь…
Комната Декстера находилась на втором этаже в конце коридора. Свет не горел. Вильямс уже хотел открыть дверь в комнату, как до него донеслось покашливание. Дверь вдруг открылась. Вильямс включил карманный фонарик и начал осматривать помещение. В темноте что-то щелкнуло, и когда мимо него просвистела пуля, он почувствовал холодок около правого уха. Реакция была молниеносной. Вильямс бросился на пол, выключил фонарик и пополз в угол между шкафом и стеной. Поскольку он точно помнил обстановку в комнате, то знал, что здесь он в безопасности.
— Я знаю, куда вы заползли, — раздался хриплый голос Декстера со стороны книжной полки.
— Прекратите стрелять как сумасшедший. Я послан сюда защищать вас, прошипел сержант вне себя от ярости.
— Кто вы?
— Вильямс. Вы что, не узнаете меня?
Полковник включил настольную лампу и вышел из своего укрытия, все еще держа в руке пистолет со звукоглушителем.
— Вы были на волосок от смерти. Быть бы вам на том свете вместе с другими.
Декстер обессиленно плюхнулся в кресло. Его бесцветные навыкате глаза были полны страха и обреченной решимости любой ценой защитить свою жизнь.
— Я вижу и в темноте, когда стреляю, — похвалился он. — Этому учатся во время охоты в джунглях. Пуля не должна была ни на сантиметр отклониться от вашего виска. Вас спасло только инстинктивное отклонение головы. В противном случае у вас была бы круглая дырка в голове. — И вы избавились бы от необходимости жить здесь ближайшие десять лет и сидели бы в другом месте.
— Как я мог знать, что это вы? — Полковник, шумно дыша, с трудом закурил сигарету; его рука дрожала так, что ой едва мог поднести ее ко рту. — Я ждал не вас, а убийцу.
— Вы привязали шнур к ручке, чтобы рвануть дверь, если кто-нибудь появится?
— Разумеется. Кто стреляет первым, тот живет дольше.
Декстер хихикнул. После смерти Грэди он находился в состоянии душевного смятения, что сильно отражалось на его и без того не очень живом уме. Об этом свидетельствовало также его очередное замечание.
— Самое печальное состоит в том, — прошептал он доверительно, — что я совсем не убежден, что убийца — существо во плоти.
Вильямс, который был весьма земным существом, полагал, что полковник просто дурачит его. Но когда он увидел страшное выражение глаз бывшего офицера колониальной армии, то убедился, что перед ним полуидиот.