Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен?
Шрифт:
Пернилле приблизилась, едва передвигая ноги, ее глаза расширились.
Женщина-полицейский ни на миг не отводила от нее взгляда, фиксировала каждый жест, каждый вдох, каждое движение.
Бирк-Ларсен стянул с головы черную шапку, смутившись, что забыл сделать это раньше. Посмотрел на бескровное израненное лицо на столе, на грязные волосы, на безжизненно-серые глаза.
В его памяти возникли картины, звуки, прикосновения, слова. Крик младенца, напрасная ссора, жаркий день на пляже, прогулка на санках морозным зимним
Далекие мгновения, которые никогда не повторятся, невысказанные обещания, которые никогда не исполнятся. Все эти мелочи, которые когда-то казались такими будничными и неприметными, теперь кричали: «Смотри! Ты никогда не замечал. И вот теперь меня нет».
Теперь меня нет.
Пернилле повернулась, пошла обратно в приемный покой — походкой старухи, сломленной и больной.
— Это Нанна? — спросила женщина-коп.
Он уставился на нее. Глупый вопрос, а она не казалась глупой.
«Нет, — хотел сказать Бирк-Ларсен, — это была Нанна».
Вместо этого он только молча кивнул.
Потом они вчетвером сидели за столом, лицом к лицу. Выясняли факты.
Бирк-Ларсен, его жена и двое их сыновей уехали на побережье в пятницу, вернулись в воскресенье вечером. Предполагалось, что Нанна проведет это время у подруги.
— В каком она была настроении? — спросила Лунд.
— Довольная, — сказал Бирк-Ларсен. — Она была в костюме.
— Каком?
— Ведьмы.
Мать сидела рядом с ними и не слушала, уйдя в себя. Потом вдруг посмотрела на Лунд и спросила:
— Что произошло?
Лунд промолчала. Майер тоже.
— Кто-нибудь скажет мне, что произошло?
В холодной пустой комнате ее пронзительный голос бился между голых белых стен.
Майер прикурил сигарету.
— Машину столкнули в воду, — сказал он.
— Она интересовалась политикой? — спросила Лунд.
Бирк-Ларсен потряс головой.
— А кто-нибудь из ее знакомых?
— Нет.
— Может, какие-то знакомые в мэрии? — предположил Майер.
Когда ответа не последовало, он нахмурился, встал и отошел в сторону, чтобы позвонить.
— У нее был парень?
— В последнее время никого.
— Как она умерла? — спросила Пернилле.
— Мы пока не знаем.
— Она страдала?
Лунд, помедлив, сказала:
— Мы не уверены в том, что именно случилось. Мы пытаемся понять. Так вы не разговаривали с ней после пятницы? Она не звонила? Ничего не припоминаете? Что-нибудь необычное?
Сощуренные глаза, горькая складка в углах губ, сарказм в голосе Бирк-Ларсена.
— Необычное?
— Ну да, это может быть что угодно, какая-нибудь мелочь.
— Я рассердилась на нее, — сказала Пернилле. — Это считается необычным? Она слишком шумела, носилась с братьями по дому. Я прикрикнула, чтобы она успокоилась. — Она следила за реакцией Лунд. — Я занималась счетами, была занята… — Бирк-Ларсен обхватил ее могучей рукой за плечи. — А она просто хотела поиграть с ними. Просто…
Снова слезы. Пернилле содрогалась в объятиях мужа.
— Просто что?
— Просто хотела поиграть.
— Мы договоримся, чтобы вас отвезли домой, — сказала Лунд. — Нам нужно опечатать комнату Нанны. Очень важно, чтобы туда никто не входил.
Лунд и Майер проводили Бирк-Ларсенов к выходу, где их ждали сотрудники полиции и машина.
— Если вспомните что-нибудь… — произнесла Лунд и дала Бирк-Ларсену свою визитку.
Тот посмотрел на карточку и спросил:
— Что вы уже знаете?
— Слишком рано говорить о чем-то наверняка.
— Но вы найдете его?
— Мы сделаем все возможное.
Бирк-Ларсен не сдвинулся с места. На его лице обозначились резкие складки. Он медленно, со значением повторил:
— Вы найдете его?
— Да, — отчеканил Майер. — Найдем.
Отец Нанны задержал на нем тяжелый взгляд, мрачно кивнул, потом сел в машину.
Лунд проводила их взглядом:
— Они только что потеряли дочь. Как можно на них кричать?
— Я не кричал.
— Прозвучало именно так.
— Кричат вот так! — проорал Майер — так громко, что в одну из дверей сунул голову встревоженный патологоанатом. Уже более спокойным тоном Майер добавил: — Я не кричал. — Пытливо глядя ей прямо в глаза, произнес: — Он ненавидит нас, Лунд. Вы и сами заметили.
— Мы полицейские. Нас многие ненавидят.
— Нашел же время это показывать.
Половина третьего утра. Хартманн был там, когда они добрались до ратуши. Риэ Скоугор, энергичная интересная женщина, которую они видели в гимназии, расположилась слева от него. Нескладный и импульсивный руководитель предвыборного штаба Мортен Вебер сидел с другой стороны.
— Спасибо, что пришли, — сказала Лунд.
— Мы не приходили, — ответил Хартманн, — просто дождались вас. Скоро выборы. Мы работаем допоздна. Вы нашли девушку?
— Да. — Майер не отрывал взгляда от политика в синей рубашке и темно-синих брюках. — Она была в одной из ваших машин.
Лунд выписала на лист бумаги регистрационный номер машины, положила лист на середину стола.
— Мы хотим знать, кто пользовался ею последним.
Хартманн замер в своем кожаном кресле:
— Это наша машина?
Майер подтолкнул листок к нему поближе:
— Именно так мы и сказали. Можно теперь приступить к делу?
— Я проверю, — сказал Вебер, — но на это уйдет время.