Учебный рейс

Грешнов Михаил Николаевич

– Этот участок велик?
– спросил Виктор.

– Четыре миллиарда ваших световых лет.

– Вам известен наш световой год?..

– Все, что вы знаете, видели, пережили, - последовал ответ, проанализировано и записано Мозгом...

Беседа мельчала, все сводилось в ней к одному знаменателю. Павел и Виктор чувствовали себя дошкольниками перед профессором. Что-то рождало в них недовольство: то ли громадность всего и неспособность понять, что они видят на корабле, то ли преклонение Олимпийца перед Мозгом -

машины, ими самими созданной. Земляне понимали гуманность этих людей, но не могли понять отсутствия у них интереса к Земле. Как-то само собой получилось, что их ничтожество до чрезвычайности было обнажено Олимпийцем. Или он не понимал этого или не считал нужным прикрыть свое величие и снизойти к землянам. Он был внимателен, но он был холоден, и это землянам не нравилось... Вдруг недовольство рождалось и у него? Это было возможно по психологическому закону подобия чувств разных по характеру собеседников.

"Надо кончать разговор", - подумали Виктор и Павел.

Олимпиец охотно откликнулся на их мысль.

– Вы пойдете тем же путем, - сказал он, - через зал и через туннель.

Виктор и Павел поднялись. Диван так же беззвучно отошел к стене.

– Через час, - напутствовал Олимпиец, - "Лодка" уйдет к "Орбели". Астероид уже в поле его радара.

Космонавты медлили. Неужели так и придется расстаться? Олимпиец неподвижно сидел на стуле.

– А если...
– изменившимся голосом спросил Павел.
– Мы что-нибудь сделаем не так?

– Вы, - ответил Олимпиец, - просто ничего не сможете сделать.

Он улыбнулся - первый раз за весь разговор. Лучше, если бы он не улыбался совсем. В его улыбке было столько иронии, снисходительности, что земляне похолодели.

Павел с треском захлопнул шлем. Виктор, чувствуя, что у него дрожат руки, тоже опустил стекло. Они вышли за дверь, которая сейчас же закрылась за ними. Медленно прошли вдоль саркофагов. На какое-то мгновение Виктор почувствовал неприязнь к сине-зеленому свету, к хрустальным капсулам. "Спокойнее..." - сказал он себе. Они спустились по лестнице. Возле шара остановились. Павел увидел Пространство, мчавшийся среди звезд "Орбели". Корабль поднимал антенны. Это делалось тогда, когда приемники настраивались на Землю, корабль входил в пределы Солнечной системы. Виктор увидел пейзаж: голубовато-зеленое солнце заливало долину, расположенную среди пологих холмов, теплым, словно осязаемым светом. Спокойно лилась река. На берегу возвышались два-три строения, гигантскими ступенями устремленные к небу. Чем-то они напоминали зиккураты древних вавилонян. Ослепительной молнией резали воздух несколько металлических треугольников - картина показывала движение. Людей не было видно, но Виктор решил, что это мир Олимпийца - чистый, благоустроенный мир. Виктору хотелось увидеть больше, но перед землянами уже раздвигались двери шлюзовой камеры.

– Вот и все, Витя!
– сказал Павел, когда они очутились в ракете. Побывали в аристократическом доме!

Виктор молчал.

– Видел, каким он получился, контакт?
– продолжал Павел.
– В благородном семействе не удосужились приготовить людям хотя бы плохонький сувенир!

– Это ты зря, - возразил Виктор.
– "Орбели", наше спасение...

– Я не об этом!
– отмахнулся Павел.
– Сердечности - вот чего хотелось от встречи. А они - технократы. Выдумали Мозг и спят себе на боку... Взялись делать маневр вручную - вот тебе результат: выбросили нас на четыре года из жизни. Да еще недовольны - пришлось с нами возиться, как с галчатами, выпавшими из гнезда. И даже не взглянули на нас!

– Перестань, Павел. У каждой цивилизации свой характер. Окажись ты среди приматов раннего Плейстоцена, считался бы ты с их желаниями!..

– Фу!..
– фыркнул Павел.
– Чувствую себя, как букашка под микроскопом. Этот Мозг... Наша цивилизация тоже техническая. Но придумать такое и ничему на свете не удивляться... уволь! Человеку на их планете - каюк!

– Чего ты злишься?
– спросил Виктор.

Нервное потрясение, которое пережили друзья в этой встрече, на каждом из них отразилось своеобразно. Виктор глубоко переживал неудачу контакта и неспособность понять увиденную краем глаза цивилизацию. В самом деле, чем объяснить безразличие Олимпийца к Земле и к землянам?.. Павел, в противоположность Виктору, выражал свои чувства бурно, не считаясь с тем, прав он или не прав. Скорее всего, он был не прав, но сдерживать себя не хотел.

– Инерция - понимаешь?
– говорил он.
– Они живут по инерции. Потеряли интерес ко всему. Пятьдесят восемь тысяч цивилизаций... Да они не ставят их ни в грош! Глаза и мозги застлала им техника. Не нравится мне такая компания, будь они хотя бы трехметрового роста!

В это время ракета дрогнула, зашуршал под обшивкой гравий. Павел и Виктор бросились к иллюминаторам. Ракета скользнула вперед над поверхностью астероида. Неизвестная сила бросила ее как из пращи. На миг в свете прожекторов мелькнули холмы. На одном, отблескивая скафандром, стояла фигура гиганта. Он поднял руку, прощаясь с землянами.

– Видишь?
– толкнул товарища Виктор.
– И иди ты со своими рассуждениями подальше. Они - люди. Оставались людьми с момента, когда заметили собственную ошибку и до этой минуты, когда провожают нас.

Астероид исчез. Друзья замолчали. Каждый переживал встречу по-своему. И по-разному. Но оба не вышли из рубки управления, сидели перед приборами. Тишина решала их спор. Арбитром была надежда.

Но вот вспыхнуло табло приемной системы радио. Тихо, потом усиливаясь, запела морзянка. Виктор потянулся к ручкам настройки, улыбнулся товарищу:

– "Орбели" заметил нас...