Ученица
Шрифт:
Он быстро забрался ко мне на кровать и уселся сверху на мои бедра, прижимая их и одеяло, поверх которого находился. Рихард навис надо мной, опираясь ладонями по бокам от моих плеч, а губы его коснулись моих, но это не было поцелуем, лишь касанием. Я и сама по нему соскучилась и была рада его визиту, но что-то было не так, интуиция подсказывала мне, что так резко люди не меняются и в норму не приходят. И все же я сама потянулась поцеловать его губы, но он отстранился, будто дразнил меня, и прошептал:
— Ну, давай, опусти мне на спину свои отравленные коготки. Ты же знаешь, как меня это заводит.
И я, улыбнувшись, положила
— Знаешь, Кали, сегодня я все понял. Все эти голосования, общие решения… все это — великий фарс. Я давно подозревал. Это же надо было так хитро и ловко вывернуться и вернуть в наш круг, в нашу семью, Старика! Вы с Николасом что же думали, я совсем идиот?
Я снова видела, что он не в себе, и все же попыталась воззвать к остаткам его разума:
— Это паранойя… Рихард… отпусти… — дышать он мне позволял, но с трудом, и я крепко держалась за его руки.
— О нет, знаешь, у меня есть доказательства. Я кое-что скрыл от вас с Николасом, чтобы вы не догадались, что я все понял. Ведь вы это устроили, так что и сами все знаете. Я был на месте смерти некоторых наших людей, и знаешь, что я там нашел? Следы присутствия роя. Большинство наших осведомителей убивали не люди и не Старик, их убивала Королева. А точнее, ты это делала ее руками. Но конечно же я не мог сказать этого Николасу, вы же явно в сговоре. Потому я отдалился от вас.
Ничего я не делала, но судя по совершенно безумному блеску в его глазах, ему этого не объяснить.
— Ну, так… вынеси это на совет… пусть голосуют… решают мою судьбу…
— Какая хитрая змейка, — он хмыкнул. — Нет уж, сегодняшнее голосование все отлично показало. Это все — наглая ложь.
— То, что оно не совпадает… с твоим мнением… не значит, что это — ложь… Тебе нужна помощь…
Я уже подумывала о том, чтобы воспользоваться магией для своего освобождения. Он ведь касается меня голыми руками, то есть я могу изменить его тело, как захочу. Но увы, он сейчас безликий и просто поглотит мое воздействие, а заодно получит преимущество пользоваться моей школой.
Мои слова его взбесили, он сильнее сдавил пальцы на моей шее и даже разок дернул, словно пытался ударить меня затылком об подушку:
— Мне помощь?! Мне?! Я убью тебя, убью Ника и всех, кто голосовал за Старика. А потом прикончу и тех, кто голосовал против. Вы ведь все точно были в сговоре, всего лишь устроили представление. И убив вас, я его обескровлю, лишу преимущества. А потом найду и убью его. И в моем новом обществе, в моем новом Уроборосе, не будет места для таких вот голосований, я буду все решать сам, потому что только я вижу истину!
Я задергалась теперь уже не на шутку. Он в самом деле душил меня и разжать его пальцы я просто не могла. И никаких моих защитных систем, дом-то не мой. Оставалась только одна надежда, и я прохрипела, обращаясь к Королеве, условное слово:
— Помо… ги…
Рихард бросил взгляд по сторонам, пытаясь понять, откуда грозит потенциальная опасность. Я не рассказывала ему обо всех возможностях мышки. Из темноты на его спину, вгрызаясь в него, взлетело нечто. То самое, что на самом деле жило в глубине этой милой белой мышки. Существо с шестью
— Ах ты… — еле выдавил из себя он.
Хорошо, что сноходец вернул мне мышь, без нее я бы не справилась. Я выдохнула, выбралась из-под него и оставила его на кровати, а сама села на край спиной к нему, спустив ноги на пол.
Это конец.
Случилось то, чего я так сильно боялась. Все эти годы он медленно, но верно прямо на моих глазах превращался в Старейшину. Так иронично, что это случилось в тот момент, когда Старейшина, влюбившись, превратился в одного из нас. И где же был тот момент, когда все пошло не так? И был ли это момент или же процесс? Ответов у меня не было. Судя по тому, что Николас пытался свести нас с Рихардом еще много лет назад, это все же был процесс, который в итоге завершился, а все усилия Николаса и любовь Рихарда ко мне лишь оттянули его. И что теперь делать?
Я повернулась обратно к Рихарду. Судя по тому, что он с трудом и дезориентированно, но пытался двигаться и говорить, яд на него работал плохо. Видимо, перед приходом ко мне он заранее принял какое-то противоядие, затормаживающее эффект. Но я все еще помнила свой провал в детстве с отравлением Николаса, так что формулы ядов в зубах мыши были уникальны, мы разрабатывали их вместе с Бэккер.
— Кали… — он силился что-то сказать, но так и не договаривал, пытался поднять руки, но это давалось ему медленно и с трудом.
А я смотрела на него и понимала, что, похоже, мне придется сделать то, о чем я так давно думала, но надеялась, что не придется. Сошедшие с ума Старейшины не должны жить. И если я упущу шанс убить Рихарда сейчас, то потом это возымеет серьезные последствия. Он — один из самых опасных противников для третьего круга в целом и для нас с Николасом лично. Его просто нельзя было оставлять жить, и я видела это как никогда четко и ясно. Нельзя было. Но я любила его. Все еще любила. Но нельзя.
И от безысходности я разрыдалась, сидя рядом с ним на кровати. Последний раз я так рыдала в детстве над телом отравленного мною Николаса, когда поняла, что всей моей жизни конец, а все пережитое, все мои усилия, ни к чему не привели. Вот и теперь я рыдала и никак не могла остановиться.
— Что… ты… — прошептал он, почти перестав пытаться двигаться.
Не знаю, что именно он хотел спросить, но и думать мне рыдания особенно не давали.
Вспомнилось внезапно, как когда-то очень давно я стояла в подземной лаборатории в комнате, разгромленной роем Королевы. И тогда, указывая на место, где был подопытный, Рихард сказал мне: «Представьте, что вы смотрите на своего ребенка. Вы знаете, что ему больно и он уже лишился последних крох разума. И вы ничего не можете с этим сделать. Единственное, чем вы можете помочь ему — это убить.»