Учитель Дымов
Шрифт:
Обычно, дойдя до этого места, Женя начинала жалеть себя так, что слезы щипали в носу, словно пузырьки от шампанского. И сейчас, предлагая сочинить куплеты про распределение, чувствовала себя очень смелой – вдруг скажет и тут же разрыдается?
Но нет, она улыбалась, глядя, как Гриша хмурит лоб, крутит свои черные кудри и глядит вдаль, изображая Пушкина, именно в этой позе растиражированного в миллионах репродукций и тысячах фарфоровых статуэток.
В конце концов Гриша взмахнул рукой и торжественно продекламировал:
– Оставьте распри и деление, нас ждет одно распределение.
– Вот и неточно, – заметила Женя, –
– Но у каждого – одно, – возразил Гриша. – Как судьба: у каждого своя и у каждого одна.
Так, подшучивая друг над другом, они дошли до набережной.
– Ну, мне пора, – сказал Игорь.
Женя заметила, что Гриша легонько кивнул в ответ, но, улыбнувшись, только помахала Игорю рукой.
– Мои приветы Владимиру Николаевичу, – крикнул тот, удаляясь.
– Передам, – прокричала Женя и, повернувшись к Грише, спросила: – Ну и что ты его отослал?
Игорь и Гриша были Володиными студентами, и Женя познакомилась с ними на новогоднем празднике, куда пришла с Володей и Олей. Она любила вечеринки авиаинститута – хотя бы за то, что именно там три года назад поняла, как любят Володю его студенты. В тот раз, на осеннем празднике в КуАИ, посвященном тридцать четвертой годовщине Октябрьской Революции, Володя стоял в плотном кольце третьекурсников, у которых в последнем семестре вел семинар по органическому синтезу. Затесавшись в их толпу, Женя сначала испугалась, что они будут говорить только о химии, но оказалось, что студенты – они и есть студенты: обсуждали Утесова и Уланову, подшучивали над каким-то Мензуевым – неизвестным Жене – и, конечно, друг над другом.
По дороге домой Женя спросила Володю:
– А почему они весь вечер вокруг тебя вились? У нас так делают, только если очень зачет нужен.
– С зачетами у меня это не помогает, – ответил Володя, – в этих делах я строг. Так что, видимо, им просто со мной интересно.
– Мне тоже с тобой интересно, – сказала Женя, – но не уверена, что я бы это поняла, если бы при первых встречах мы говорили о химии.
– Мы, кстати, говорили, – встряла Оля. – Помнишь, каучук и все такое?
Она обменялась с Володей полувзглядом-полуулыбкой: конечно, у них были общие, отдельные от Жени воспоминания.
– С тобой, может, и да, – сказала Женя, – а со мной точно нет.
– Так я же и с ними не говорю о химии, – ответил Володя. – Я их учу. Это совсем другое дело.
– Но ты их учишь химии?
– Я преподаю химию, а учу я – мыслить, потому что это единственное, чему можно научить. Можно преподавать физику, математику, немецкий язык, да хоть историю древнерусской литературы – тема не важна, важен метод и, как сказали бы немцы, рефлексия о нем. А поскольку для умного человека нет ничего интересней, чем мыслить, умным студентам со мной интересно. Вот и все.
– А меня ты тоже учишь мыслить? – спросила Оля. – Если да, мне кажется, у тебя не очень хорошо получается.
– Я тебя не учу, – сказал Володя, – я с тобой живу, а это разные вещи.
Женя хотела спросить: а меня? – но промолчала, потому что если Володя и учил ее чему-нибудь, то лишь во время их редких полусекретных встреч, о которых, по негласному уговору, они никогда не упоминали при Оле. Не упоминали, но никогда и не скрывали, что проводят время вдвоем.
Это началось, когда Валерка был совсем маленьким: они выходили погулять, забирались в какое-нибудь тихое место, садились в беседку, на скамейку или просто на ступени. Женя качала коляску, а Володя рассказывал про институтские дела или о том, что недавно прочитал: он немного читал по-немецки, а в городском букинистическом магазине время от времени появлялись трофейные книги. Видимо, какой-то библиофил привез из Германии, а теперь распродавал по одной.
Потом Валерка подрос (и незаметно для всех перестал быть Валериком, став именно что Валеркой, озорным и немного хулиганистым пацаном), и теперь Женя с Володей просто шли после работы в одно из своих привычных мест. Женя сама не могла бы объяснить, как они догадывались, что им снова пора встретиться, – интервалы бывали от месяца до трех (и три, конечно, выпадали на зиму, когда все равно не ясно, где можно спокойно поговорить).
Жене нравились эти встречи – еще и потому, что Володя никогда не жаловался на Олю. Конечно, как и любая другая пара, Володя с женой время от времени ссорились, и, живя с ними в одной квартире, Женя об этом знала, но, хотя она часто была на Володиной стороне, ей не хотелось обсуждать Олю у нее за спиной: она ведь и с Олей не обсуждала Володю. Пусть уж, говорила она себе, их ссоры будут только их, а меня не касаются.
Впрочем, одна из этих ссор Жене хорошо запомнилась: Оля хотела сшить себе платье (ей очень хвалили портниху), Володя возражал, что платье слишком дорого для его преподавательской зарплаты. Оля наморщила носик – это умение давно к ней вернулось – и сказала, что вообще-то Володя видел, кого брал в жены. При жизни папы, добавила она, мама ни дня не работала и у нее было буквально все.
– Но и ты же знала, что я не в наркомате работаю, – ответил Володя.
– Да, но ты мог и дальше заниматься своей химией и стать, например, академиком, – сказала Оля. – А ты почему-то решил сделаться преподавателем провинциального института.
Володя промолчал, но через несколько дней спросил Женю, как она думает, не нужен ли в мединституте преподаватель химии? Так Володя дополнительно взял полставки и стал приходить домой еще позже.
Зато Оля могла шить себе любые платья на свой вкус.
Кроме ссор с Олей была еще одна тема, которой Володя никогда не касался, хотя Женя несколько раз пыталась его разговорить. Ни разу за все годы он ни слова не сказал ни о своих родителях, ни о родном городе… да и вообще – не вспоминал о том, что было до его поступления на химфак. Казалось, будто Владимир Дымов появился ниоткуда, соткавшись из летнего московского воздуха 1934 года.
Однажды Женя поняла, что в Куйбышеве он и о своем московском прошлом не говорит: кто-то из его студентов, придя в гости, искренне удивился, когда Женя сказала, что познакомилась с Володей в Москве.
– А как вы там очутились? – спросил молодой человек.
– Мы там жили, – ответила Оля, – все трое.
Глядя на озадаченное лицо собеседника, Женя не могла не рассмеяться – да и вообще, когда Володины студенты приходили в гости, ей часто бывало весело. Так Женя и познакомилась с Игорем и Гришей, и вскоре, незаметно для себя, они подружились: все трое студенты, примерно одного возраста, с воспоминаниями о военном детстве и мечтами о грандиозном будущем. Гриша хотел строить космические ракеты, Игорь – разработать принципиально новый тип топлива, а Женя – всего-навсего стать великим детским врачом.