Учитель [СИ]
Шрифт:
Сканирую поле битвы. Пехотинцы частично прорвались к нашим позициям. Но ни о каком подобии строя даже нет речи, копейщики и приданные к ним стрелки справляются достаточно легко, тем более, что сзади неприятеля атакуют возвращающиеся псы. Увы, собак осталось совсем мало. Спасибо, лохматые, вы дорого обошлись врагу. К редутам ногры даже подобраться не могут, и с тех опять следуют залпы картечниц: добивают растаскивающих ежи и лучников. Ежей, можно считать, больше нет, но конница врага не атакует. Нет сигнала? Значит, я убрал кого надо.
Картечники опять берут перерыв. Зато с правого берега гулко бухают дальнобойные пушки Куны. Снаряды ложатся точно среди дальних квадратов пехоты. Стрельба впечатляет, громкое буханье,
Дзингу, скарджу полной руки тяжелой пехоты с недоумением смотрел в сторону командного холма. Какого черта молчат барабаны, когда проклятые варвары расстреливают его отряд в упор. Неужели, ресканджу этого не видит? Или он совсем свихнулся от ужаса? Зачем их, вообще, поставили глубоко в тылу, да еще в защитном построении? От кого тут защищаться? От голой степи? Всё его существо, подстегиваемое грибной настойкой, требовало действия, и только вбитая годами дисциплина пока заставляла Дзингу стоять на месте. Но вопросы, вопросы… Ведь нет сигнала и коннице, а ей давно пора атаковать, это же ясно даже новобранцам. Когда очередной взрыв вырвал из построения руки еще два десятка бойцов, скарджу не выдержал, и его барабаны простучали сигнал к атаке.
Стук барабанов в одном из дальних отрядов пехоты словно срывает лавину: все оставшиеся в живых ногры бросаются на штурм наших позиций. Но если отдельные подразделения еще поддерживают некий порядок, то ни о какой согласованности нет и речи. Конница с самого начала находилась на полмили ближе к нам, чем элитная пехота, и движется быстрее. Куна переносит огонь пушек на нее, заставляя еще убыстрить ход. Теперь от всадников отстают и пехотинцы прикрытия, в начале движения бежавшие рядом.
Разогнавшаяся лава влетает в зону поражения и картечницы дают залп. Второй. Подключаются арбалеты и луки. Но до редутов каких-то триста шагов. И тут вступают ментаты. Наносим пугающий удар по всей ширине фронта. Бьем все, от меня до четырехлетнего вундеркинда Ески, заранее распределив сектора. На опоенных наркотиком людей это не действует, но напоить лошадей противник не догадался. Эффект даже превосходит ожидания. Кони шарахаются в стороны, встают на дыбы, тормозят всеми четырьмя ногами. Всадники летят через головы лошадей, натягивают поводья, вонзают шпоры, пытаются… Еще удар. Только что несущийся неудержимый поток превращается в слабо шевелящееся беспорядочное скопище десятков тысяч людей и животных, неумолимо расстреливаемое всем, что только может стрелять. К тому моменту, когда тяжелая пехота ногров достигает вала конских и человеческих тел, между ней и нашими позициями уже нет ничего живого.
Вал пехоту ненадолго останавливает. Но он же и защищает ее от нашего огня. Наступает затишье, стрелять бесполезно. Замолкают и пушки Куны, слишком велика вероятность попасть по своим. Посылаю сигнал Каяле: «пора». Она слабый ментат, но на таком расстоянии и ее сил хватает. Быстро сканирую позиции, одновременно опрашивая связных. Конечно, потери нельзя даже сравнивать с врагом, но это наши люди. Половина защищающихся убита или ранена. Последних перевозят на тот берег. Спасибо Ровге, настоявшему, чтобы широкий торговый мост не разбирали, а только заминировали. Навстречу им бегут диверсанты Лысто и Вахи. Других резервов уже нет, все копейщики перешли в основные ряды, заменив убитых. Треть картечниц вышла из строя, трескаются дула. У остальных осталось по три — четыре снаряда. Со стрелометами еще хуже, почти половина не выдержала нагрузки. От шести тысяч вейских лучников в строю едва две. А перед
Противник частично растаскивает вал, частично перебирается через него, и затишье прекращается. Снова рявкают картечницы, выпуская последние снаряды, заходятся в треске стрелометы, свистят вейские стрелы… Но этого мало, враг слишком близко, волна закованных в латы ногров докатывается до полосы редутов. Отбросив копья, размалеванные воины с мечами в руках лезут на укрепления. Опрокидываются под выпущенными в упор очередями болтов, но на их место вскакивают новые. Картечницы замолкают. Пушкари хватают сулицы и бросаются врукопашную. В промежутках между редутами дела идут немного успешнее: тяжелая пехота хортов, вооруженная и обученная лучше противника, стоит стеной и за каждую отданную жизнь берет пять. Но и ее силы тают.
Нам нужно время. Немного продержаться. Реву во всю глотку, перепрыгиваю с редута в гущу вражеских войск, и раздавая ментальные удары во все стороны, пускаю в ход когти…
Сумет повел стрелометом из стороны в сторону и четверо лезущих на бруствер ногров укатились назад. Рядом застрекотал арбалет Салмы. Держится дочка! Держись, раз встала в строй с мужиками — пощады не будет! Старый вор ударом выбил пустой магазин и вщелкнул новый. Еще очередь! Эх, как бы сейчас пригодилась ручная машинка! Со станка в ближнем бою… неудобно… Но свой ручной отдал девчонке, ей нужнее… Еще очередь… Стреломет захлебнулся. Пекло, заклинило! Сумет подхватил сулицу, коротким ударом вогнал ее в лицо ближайшему ногру и выхватил меч. Единственный меч у защитников редута, дорогое оружие, но он все-таки глава гильдии! Сулицей-то, конечно, удобнее, только она осталась в глазнице упавшего. А с клинком старик, увы, далеко не мастер… Он отбил один удар, второй, отрубил руку нападавшему и с удивлением посмотрел на лезвие, вошедшее ему в грудь…
Как ворвавшиеся в редут Тикша и Ваха из ручных стрелометов очистили бруствер, Сумет уже не видел…
Стрелки Единца били в упор, почти не натягивая тетиву. На таком расстоянии хватало и этого. Целиться тоже не надо, с пяти метров не промахнешься. Последние два десятка из сотни, прикрывающей стык седьмого редута и соседней когорты. Когорта держалась стеной, бертаймские копейщики считались лучшими в Хортейме и не собирались уступать это звание. Редуту приходилось хуже. Черные, почувствовав слабое место, лезли туда, как оглашенные.
— Десяток, работать только по брустверу, — приказал шаман.
Охотники, не переставая стрелять, перестроились
«Старый-друг, мы можем помочь?»
«Нет, Ашт, вы не прокусите их железо, оставайтесь в укрытиях».
Единец выпустил еще две стрелы в строй перед когортой, три — по лезущим на редут, повернулся обратно к копейщикам и опрокинулся назад с торчащим в горле дротиком…
«Старый-друг!!!»
Тоскливый вой перекрыл шум битвы, и последняя сотня боевых псов вейя, перекатившись через брустверы редутов, вклинилась в ряды врага, как бумагу разрывая доспехи, еще секунду назад неподвластные ее зубам…
Талагай Первый, герцог Бертайма, басилевс одноименной империи, а сегодня — командир правого крыла латной конницы Великого Хартейма, перевел коня с намета на размашистую рысь, давая время центру и левому флангу выйти на расчетные позиции.
— Держать строй, — прокричал герцог и слова понеслись по рядам, повторяемые командирами подразделений.
Пока его бывший десятник, а ныне командир левого крыла, Сотник Стякуж выровняет позицию конницы, есть несколько секунд, чтобы осмотреться. Одно дело донесения ментатов, а совсем другое — увидеть своими глазами.