Учителя и путь
Шрифт:
В древних буддийских писаниях эти самые цвета точно в том же порядке приведены, как составляющие ауру Будды, и когда в 1885 году буддисты Шри Ланки сочли желательным иметь свой собственный флаг, наш президент-основатель полковник Олькотт, проконсультировавшись с сингальскими братьями в Коломбо, выдвинул идею использования для флага этого знаменательного сочетания цветов. В "Листах старого дневника" [52] он сообщает, что через несколько лет после этого он узнал от тибетского посла при вице-короле Индии, встреченного им в Дарджилинге, что цвета — те же самые, что и на флаге Далай-ламы. Похоже, что идея этого сиволического флага широко принята среди буддистов — я видел его в буддийских храмах столь отдалённых друг от друга городов
52
H. Olcott, "Old Diary Leaves", т. III, с. 352.
К большому несчастью, на иллюстрации к первому изданию этой книги цветные полосы были приведены в неправильном порядке, однако теперь эта ошибка исправлена. Конечно, на такой печатной иллюстрации в любом случае невозможно приблизиться к той яркости и чистоте цветов; всё, что мы можем сделать — это дать некоторый намёк в помощь воображению читателя.
В ранних наших книгах мы определяли алый цвет в ауре человека, как выражающий лишь гнев, и это так и есть на обычном низком астральном уровне, но мы обнаружили, что совершенно отдельно от этого на высших уровнях куда более великолепный и сияющий алый, являющий саму суть живого пламени, означает присутствие непоколебимой смелости и решимости. Конечно, обладание в превосходной степени именно этими качествами демонстрируется алым цветом в ауре Господа Будды. Мы можем предположить, что несколько необычно заметное место этого алого пояса может означать особое развитие Буддой этих качеств в ходе вековой работы по самосовершенствованию, о которой я упоминал в начале этой главы.
Господь Майтрея, принимающий такое видное участие в этой церемонии, когда-нибудь должным порядком сам займёт то место, которое занимает сейчас Господь Гаутама. Потому, возможно, интересно было бы сравнить его ауру с только что описанной аурой Будды. Легче всего представить её можно, посмотрев на иллюстрацию XXVI в книге "Человек видимый и невидимый", изображающую ауру архата, а затем изменив её в воображении согласно вышеприведённому описанию. В общем она походит на приведённую на рисунке, но помимо того, что намного превосходит её в размерах, имеет и несколько иное расположение цветов.
Сердцевина её ослепительно белая, как и у архата, но розовый овал, идущий на иллюстрации за жёлтым, занимает как свою позицию, так и позицию жёлтого, простираясь до центрального белого. Снаружи его, вместо голубой, следует жёлтая полоса, снаружи зелёного пояса идёт голубой, а за ним фиолетовый, как и на иллюстрации в книге, однако вне фиолетового опять следует полоса великолепного светло-розового, в котором фиолетовый незаметно растворяется. Снаружи всего этого видно разноцветное излучение, как и на той иллюстрации. Точно так же сквозь ауру просвечивают белые лучи, однако они чуть тронуты постоянно присутствующим там светло-розовым. Вся аура оставляет такое впечатление, что она залита тончайшим, но сияющим розовым, во многом напоминая иллюстрацию XI из книги "Человек видимый и невидимый".
Здесь, наверно, стоит заметить, что в этой ауре цвета точно следуют порядку солнечного спектра, однако без оранжевого и синего. Сначала идёт розовый (разновидность красного), затем жёлтый, переходящий в зелёный, голубой и фиолетовый. Фиолетовый дальше переходит в ультрафиолетовый, растворяясь в розовом — спектр начинается снова, но уже в высшей октаве, подобно тому, как низший астральный следует за высшим физическим.
Конечно же, описание это очень бедное, но похоже, лучшее, что мы можем дать. Следует понимать, что аура эта существует в намного большем количестве измерений, чем мы можем как-либо воспроизвести. Чтобы сказать хотя бы то, что мне удалось, мне пришлось сделать нечто вроде её трёхмерного сечения, а потому нам хорошо бы помнить, что вовсе не невозможно сделать и другое её сечение, которое может дать результаты несколько несхожие с моими, и в то же время быть столь же верным. Пытаться объяснять на физическом плане реальности высших миров — дело совершенно безнадёжное.
Когда "Махамангала сутра" закончена, Господь Майтрея берет с алтаря золотую чашу с водой и держит её несколько мгновений над головой, а стоящая позади толпа, также запасшаяся сосудами с водой, следует его примеру. Когда он снова ставит чашу на алтарный камень, поется другой стих:
"Он есть Господь, Святой, совершенный в знании, обладающий восемью видами знания и совершивший пятнадцать священных практик, прошедший благой путь, ведущий к степени Будды, узнавший три мира, никем не превзойденный, Учитель богов и людей, Благословенный, Господь Будда."
Когда пение заканчивается, улыбка несказанной любви озаряет лицо Господа, и он поднимает свою правую руку в знак благословения, а на людей сыплется дождь цветов. Снова склоняются члены Братства, снова простирается толпа, и образ медленно бледнеет на небе, в то время, как толпа разражается криками радости и восхваления. Члены Братства подходят к Господу Майтрее в порядке своего вступления в Братство и каждый отпивает воды из золотой чаши, а люди отпивают свою воду и берут оставшуюся домой в своих причудливых кожаных бутылках как святую воду, отгоняющую от дома всякое дурное влияние, а может быть и для того, чтобы исцелять больных. Затем обширное общество расходится со взаимными поздравлениями, унося на свою далекую родину неизгладимое воспоминание о чудесной церемонии, в которой они принимали участие.
Интересное видение предшественников Будды находим мы в Откровении св. Иоанна:
"И вокруг престола двадцать четыре престола; а на престолах видел я сидевших двадцать четыре старца, которые облечены были в белые одежды и имели на головах своих золотые венцы." (Откровение, 4:4)
Располагающие привилегией видеть это (а помните, что когда-нибудь это придёт к каждому), видят это с особой точки зрения своих собственных верований. Поэтому св. Иоанн увидел то, что он ожидал увидеть — двадцать четыре старца из иудейских писаний. Число это, двадцать четыре, указывает на ту эпоху, когда было впервые увидено это видение, или, скорее, на дату, когда у иудеев сформировалась идея этой славы. Если бы мы могли теперь вознестись в Дух и могли увидеть эту несказанную славу, то мы увидели бы не двадцать четыре, а двадцать пять старцев, так как с того времени, как видение это кристаллизовалось в иудейскую систему высшей мысли, к ним добавился Господь Будда, ибо старцы эти суть Великие Учителя, учившие миры в этом нашем круге. В каждом мире семь будд, следовательно, в трех пройденных нами мирах их было двадцать один, а Господь Гаутама был четвертым из будд нашего мира. Поэтому в древности было двадцать четыре старца, но если бы мы увидели их теперь, то их было бы двадцать пять.
Христианская Церковь трактует это несколько иначе, считая этих старцев двенадцатью апостолами и двенадцатью иудейскими пророками. Если бы эти двадцать четыре были апостолами и пророками, то апостол Иоанн непременно увидел бы среди них и себя, о чем бы обязательно упомянул. Сказано, что у этих старцев были на главах золотые венцы, а немного далее мы читаем, что они слагали перед Господом свои венцы, как поется об этом в великолепном Троичном Гимне.
Я помню, как ещё ребенком удивлялся — как же это так, мне казалось странным, что эти люди могли постоянно слагать свои венцы, и всё же их иметь, чтобы опять слагать. Я не мог понять этого и удивлялся, как устроено было возвращение венцов на их головы, для того, чтобы они могли снова слагать их. Такие несколько смешные мысли, может быть, и не являются для ребенка неестественными, но с пониманием они исчезают. Видевшие изображения Господа Будды, должно быть, заметили, что из темени его головы выступает небольшое возвышение, или конус. Оно подобно короне золотого цвета и изображает излияние духовной силы из того, что называется сахасрара-чакрой — центра на макушке головы, тысячелепесткового лотоса, как его поэтически называют в восточных книгах. [53]
53
См. Ч. Ледбитер, «Чакры» (C. W. Leadbeater, "The Chakras").
У высоко развитого человека этот центр изливает великолепие и славу, образующие настоящий венец, и смысл вышепроцитированного высказывания в том, что всё, что он развил, всю творимую им великолепную карму, всю порождаемую им духовную силу — всё это он постоянно слагает к стопам Логоса, чтобы это было использовано в его работе. Поэтому снова и снова может он продолжать слагать свой золотой венец, ибо он постоянно восстанавливается той силой, которая бьёт из него ключом.