Учителя
Шрифт:
Но какое же подтверждение существования божественных, совершенных людей, живущих в наше время и при определённых условиях достижимых, смогу я вам предоставить? Возможно, многие из вас будут возражать против моего первого свидетеля, но не из-за этого возражения я пока не называла это имя — я говорю о Е. П. Блаватской. Я знаю, что она подвергалась нападкам со всех сторон. И перед лицом этих обвинений, прочитав их, и прочитав внимательно, я говорю, что всё же остаётся достаточно пришедших через неё свидетельств, которых эти нападки не коснулись, и они вполне достаточны, чтобы быть представленными на ваше рассмотрение и убедить логичных людей. Если хотите, примите на время — хотя я и буду отрицать его — одно из худших обвинений, а именно, что она вовсе не встречалась с махатмами, а выдумала их, что они не существуют вне её воображения, и всё сказанное ею — ложь, а всё, что она делала —
Вам придётся иметь дело с книгой, известной как «Тайная доктрина», и если вы захотите понять её, вам нужно будет прочитать её, прежде чем отбросить в сторону, и изучить её, прежде чем смеяться над ней. Мадам Блаватскую обвиняли в плагиате, что она дескать собрала всё оттуда и отсюда, скомпилировала из других книг. Но учтите, что она никогда и не заявляла, что сама открыла всё знание, которое дала миру; её позиция как раз заключалась в том, что это знание идёт с отдалённого прошлого и может быть найдено в каждом писании и каждой философии, и сама цель книги заключалась в том, чтобы позаимствовав отовсюду, из писаний всех религий и всех народов, показать тождественность учения и доказать древность этой доктрины.
Новое в этой книге — не факты, в ней содержащиеся. Ново в ней то, что не было найдено востоковедами, и не может быть найдено в той или иной отдельной священной книге. Это знание, что позволило ей выбрать из всех этих фактов то, что составляет единую, величественную концепцию эволюции вселенной и человека, связный синтез всей космогонии. И она достойна звания величайшего учителя нашего времени, потому что обладала не просто книжным, а настоящим знанием, благодаря которому она собрала истины, рассеянные в разных книгах, соотнесла их и собрала в единое величественное целое; потому что она обладала ключом, пользуясь которым она могла следовать по лабиринту с безошибочной точностью, показывая, что все рассеянные материалы содержат в себе возможность единого здания. И её работа тем более удивительна в силу того, что она не была учёным и не получила того образования, которое бы позволило ей в какой-то мере собрать всё это знание вместе, и тем не менее она сделала то, что не смогли сделать все востоковеды вместе взятые со всей их учёностью и знанием восточных языков, а также литературы. Никто из них не вывел из запутанной массы могучий синтез, никто их них не смог из хаоса выстроить космос. А эта русская женщина, которая не была учёным, да и не считала себя им, где-то приобрела знание, позволившее ей сделать то, что не смог сделать никто из ваших учёных; где-то она получила учение, позволившее ей свести хаос к порядку и составить величественную схему эволюции, дающую нам возможность понять природу и человека. Она говорила, что всё это — не её, и никогда не претендовала на то, что является источником; она всегда говорила о собственной жажде знания и ссылалась на тех, кто её научил.
Тем не менее факт, с которым вы встречаетесь, таков: вот знание, готовое к критике. Никто другой не сделал этого, хотя те же самые материалы, что были использованы, открыты для всего мира. И моим ответом будет — укажите на кого-нибудь другого, кто может сделать то, что сделала она. Пусть будет ещё немного плагиаторства, способного собрать из многих источников всё необходимое для величественной философии. Пусть ваши учёные сделают это и помогут нам понять религии мира, как помогла она. Пусть они покажут нам тождественность и реальность, и тогда мы возможно начнём пересматривать своё мнение о ней; но пока этого не сделано, её притязания остаются непоколебимыми, даже если вы докажете, что она во многом ошибалась, или если в неё станет бросать камни кто-нибудь из тех, кто никогда не сможет соперничать с ней в бескорыстии, самопожертвовании и знании.
Причина, по которой вы не можете поколебать нашу веру — в том, что она помогла нам в знании, в том, что мы получили от неё учение, которого не дал никто другой; в том, что она открыла нам пути к приобретению ещё большего знания в том же направлении и от тех же Учителей, что учили и её. Вот почему мы остаёмся такими дураками, как люди про нас думают, цепляющимися за неё и её память — ведь мы перед ней в таком долгу благодарности, который никогда не сможем оплатить, и никогда на её могилу не будет брошен камень, которого я бы не попыталась поднять и убрать с неё — во имя знания, к которому она вела меня, и бесценных преимуществ, которые она дала мне тем обучением, которое начала.
И свидетельство от неё, которое я прошу вас принять, это не свидетельство феномена. Я пока откладываю это в сторону. И это не свидетельство учёности. Она никогда и не претендовала на это. Это и не вопрос того, была ли её жизнь с самого детства совершенной. Оно — в том, что она каким-то образом приобрела определённые знания, которые нельзя объяснить обычным образованием, приобрела их за сравнительно короткое время, что поразило её собственную семью и друзей, и говорила, что получила их от неких Учителей — и важный факт здесь в том, что она обладала ими, каким бы образом она их ни получила.
Вот свидетельство, которое я хочу подчеркнуть, потому что этот непоколебимый пункт отметает всякие предположения о любом роде обмана, оставаясь вне и превыше их. И этот факт знания, вложенного в «Тайную доктрину», свидетельствующий здесь за неё, никак не может быть отброшен — ведь чем больше вы будете принижать её, тем сильнее вы будете возвышать и подтверждать существование Великих, работавших через неё и давших ей то, что она произвела.
Есть ещё момент, связанный и с другой её книгой, «Голосом Безмолвия», которая представляет для меня особый интерес — случилось так, что эта книга была написана, когда я была с ней в Фонтэнбло. Это небольшая книжка, и то, что я собираюсь сказать, касается её самой — я не говорю о примечаниях, они были написаны потом. Саму книгу можно назвать поэмой в прозе в трёх частях. Блаватская написала её в Фонтэнбло, и б`ольшая часть была сделана, когда я была с ней и сидела в комнате, в то время как она писала. Мне известно, что она писала, не справляясь ни по каким книгам, а равномерно, час за часом, в точности как бы она писала из памяти или читая оттуда, где не было никакой книги. Написав при мне за вечер эту рукопись, она попросила меня и других проверить её на правильность английского, поскольку она писала так быстро, что была уверена, что получилось плохо. Мы изменили лишь несколько слов и, даже если отбросить всё прочее, эта книга остаётся удивительно красивым образцом литературы.
Это, как я уже говорила, поэма в прозе, полная духовного вдохновения и пищи для сердца; стимулирующая самые высокие добродетели и содержащая самые благородные идеалы. Это не винегрет, скомпилированный из разных источников, а этичное и связное целое. Она движет нас не утверждая факты, собранные из книг, а взывая к самым божественным инстинктам нашей природы — сама она лучшее свидетельство источника, из которого она пришла.
Перейдём же от самой мадам Блаватской к тем, кого она учила. М-р А. П. Синнетт — один из них. Есть и многие другие, живущие повсюду, которых она учила сначала, а затем обучавшиеся уже у её Учителей. Так накапливаются свидетельства людей, которые своим собственным авторитетом, личным свидетельством и собственным опытом подтверждают реальность существования этих Учителей, личное с ними знакомство и полученное от них знание.
М-р Синнетт упоминал, что в его случае это продолжалось более пятнадцати лет. И у многих других было то же самое — как у графини Вахмайстер, полковника Олкотта и других, свидетельствующих лично. Вы собираетесь сказать, что все эти люди — обманщики? А какое право вы имеете обвинять их? Или вы скажете, что все они дураки? Но это мужчины и женщины, ведущие обычную жизнь, и известные среди знающих их как образованные, разумные и демонстрирующие те же знания и способности отличать одно от другого, что и остальные. Вы хотите сказать, что мы все сумасшедшие? Но это довольно безрассудное заявление, если учесть, что речь идёт о всё возрастающем числе вполне разумных людей. Какого ещё свидетельства о существовании кого-либо вы можете потребовать, кроме свидетельства тех, кто его знает, причём людей чести? Наше свидетельство личное и основано не на документах или писаниях, или просто на письмах, и т. д., в случае которых всегда сохраняется возможность обмана, а на индивидуальном общении с отдельными Учителями и на учении, которого мы бы иначе не приобрели. Вот с таким свидетельством вам придётся иметь дело, и даже доказательство обмана в случае двух или трёх человек не перевесит всё накапливающиеся свидетельства людей, вступивших в сообщение с этими Учителями, и свидетельствующих о том, что знают самолично. И вам придётся всё это опровергать. И сколько бы вы ни забавлялись с хитро изготовленным письмом, сфабрикованным одним человеком с целью дискредитировать всё, вы не сможете дискредитировать всю эту массу свидетельств, доказав обман одного человека — точно так же, как нельзя оспаривать существование настоящих монет только потому, что какой-то мошенник запустил в обращение фальшивую, которая могла ввести людей в заблуждение.