Удачи тебе, сыщик!
Шрифт:
– Все, поехали! Ты останься здесь, вот ящик подставь и сиди, может, он заявится, – сказал опер, но в голосе его звучала безнадежность. – Если придет, подпусти и стреляй без предупреждения. Не высовывайся, иначе он уложит тебя.
– Да я его в жизни не видел! – возразил молодой голос.
– Узнаешь сразу по походке, у нас так никто не ходит, – рассмеялся опер, добавил серьезно – Ты в очереди на жилье стоишь? Считай, что выстреливаешь себе квартиру в центре.
Взревел мотор и застучал, удаляясь.
Пристанище тебе, пацан, определили бы персональное, обтянутое тряпочкой и сверху
Он подошел к дому со стороны двора, определил окна Классика, толкнул одно, второе поддалось, открылось без скрипа. Сыщик легко впрыгнул в комнату, прикрыл ставень. Артист сидел в прежней позе, только в бутылке слегка поубавилось, Гуров тоже занял свое место за бюро, собрался кашлянуть и приготовил улыбку, но Классик неожиданно спросил:
– А вы, господин полковник, абсолютно уверены?
Сыщик смешался, потому ответил через паузу:
– Естественно, никогда не рискую чужой жизнью, мне для этой цели хватает своей. Вы увидели меня во сне?
– Мои глаза сплошной обман, лишь прикрою, ресницы сомкнутся, со стороны будто глаза закрыты, а я все-все вижу, порой больше, чем мне бы хотелось.
– Неприятно, по себе знаю, – ответил сыщик и решил атаковать. – Если вы много видите, подскажите, кто из цирковых может жить двойной жизнью?
– Николай Иванович Куприн по кличке Классик, – тонко улыбнулся артист. – Я, как и вы, поставил бы этого человека на первое место. Вы ищете убийцу. Как я представляю, преступник физически силен, быстр, ловок, не вызывает у окружающих никакого подозрения.
– Все верно.
– Значит, Классик фигура вполне подходящая. – Артист говорил о себе в третьем лице и очень спокойно. – Куприн пьет, уходит в потусторонний мир, что он там видит, никому не известно. Вполне возможно, что у него какая-то гайка соскочила с резьбы и он решил, что волен распоряжаться человеческими жизнями по своему усмотрению.
– Но сыщик приехал до убийства мальчика. – Гуров решил подыграть артисту. – Значит, Классик убил не из любви к искусству, а убирал опасного свидетеля. А уж убийство майора милиции, начальника уголовного розыска, вообще ни в какие ворота не лезет.
– Так, может, у розыска десятки немотивированных убийств, след привел в эту обитель, явился сыщик – и началось.
– Все случается, но в данном случае убийца не человек, сдвинутый по фазе, он преследует определенную цель – деньги, большие деньги. – Сыщик сидел в темноте, в то время как артист был освещен, хоть и не ярко, но достаточно, чтобы за его лицом можно было наблюдать, но данное преимущество не помогало Гурову.
Вытянутое лицо Классика походило на гуттаперчевую маску, из-под лохматых ресниц поблескивали глаза, легкая улыбка
– Деньги? – Казалось, артист разочарован. – Какая пошлость. Если деньги, то Классик вам абсолютно не подходит. – Он широким жестом длинной руки указал на обстановку, взял бутылку, посмотрел, сколько осталось, и налил в стакан несколько капель. – Какая похабщина, убивать людей из-за денег.
– А из-за чего можно убивать?
– Мне трудно ответить – не убивал. Упаси боже, я вас не уговариваю, и вы вправе не верить, профессия такая, понимаю. Однако я абсолютно не меркантилен, это факт. У меня один костюм. – Классик указал на манекен. – Кстати, вас такая манера хранения не удивила? Так должен сообщить, данный велосипед придумал не я. В фильме Михаила Ромма «Мечта» персонаж Астангова, нищий аристократ, подобным образом сохранял свой более чем скромный гардероб, вот я и позаимствовал.
– Очень интересно. – Сыщик тонул в бессмысленной болтовне и начал злиться. – Напомню: убивают людей, вы что-то знаете и вместо того, чтобы помочь, делаете небольшой экскурс в историю кино. Вам не кажется подобная позиция безнравственной?
– Нравственность? – Классик открыл глаза, смотрел недоуменно. – Вы и нравственность, что же общего? Я лишь говорю на вашем языке, господин полковник. Не перебивайте и терпите, сейчас я вам отмассирую копчик. Я же про вас все знаю. Вы поссорились с местными бандитами, разделали их и трех человек приковали наручниками к машине, предварительно забрав у них оружие и документы. – Он указал пальцем на деревянный ящичек, стоявший у ног Гурова. – Вас преследуют, хотят убить, а улики отобрать. Следует отметить, что подобное желание бандитов вполне естественно. Согласитесь. А как поступаете вы, нравственный человек?
– Нормально поступаю, бегу, – огрызнулся Гуров.
– Вы тут молвили, что рискуете лишь своей жизнью, пустое, господин полковник. Ванюшку убили по вашей вине. Раз. Не знаю, как Семен Григорьевич погиб, симпатичный мужчина был, думаю, тоже не без вашего участия. Два. Теперь вы взбесили волчью стаю, бежите, они следом и зубами щелкают. Куда же вы ведете эту стаю? К Лешке Колесникову, бескорыстному труженику. У Лешки наследили, бросились сюда. Волки сильны в стае, а вы хищник покрупнее и в одиночку трупов навалите гору. Классика узрели, добычей пахнет, так вы решили все разом: и от стаи укроюсь, и человечка на зуб попробую, коли угадал, слопаю, промахнулся – выплюну. А вы полагаете, что они в дом бабочку и братишку Елены прислали, вас не нашли и забыли? Вы, господин полковник, уйдете своей кровавой тропой, а мы останемся рядом со взбешенной стаей.
– Я ее уничтожу. – Голос сыщика сорвался.
– Это ваша война, уничтожите, так прекрасно, а коли промахнетесь? Что будет с нами? – спросил артист. – Кто вам дал право втягивать в кровавую драку необученных, безоружных людей? Отец народов в сорок первом бросил под танки патриотов, и стальные гусеницы увязли в человеческих телах!..
– Прекратите! Выпейте и успокойтесь, у вас истерика, и вы несете чушь! Выпейте!
Классик послушно допил остатки, опустил пустую бутылку под стол и жалобно сказал: