Удар молнии
Шрифт:
«Ш-ш-шпок!» Дротик, не найдя сопротивления в густой шерсти, глубоко впился в собачью грудь. Оскал пропал, в карих глазах мелькнула тень удивления, и овчарка, взвизгнув, отвалила в сторонку, уступая место своей подруге.
«Ш-ш-шпок!» Уноси готовенького! Славные беспомощные мишени. Следующий.
«Ш-ш-шпок!»
Дырка была свободна. Правда, в нее пролезла бы разве что кошка. Мне же надо было справиться еще с двумя досками, чтобы беспрепятственно идти знакомиться с турками.
Я наклонился к уоки-токи:
— Как слышишь?
— Отлично.
— Вперед!
И снова взялся
Мы брали эту крепость с двух направлений. Я проник туда через проделанную щель. Алина же просто перемахнула через забор. Вот уж чего мне в ближайшее время никак не проделать.
Я был почти уверен в том, что охранники скрываются от дождя в своем караульном модуле. Полностью надеются на собак. И на то, что тащить со стройки все равно нечего. Разве что кирпичи или автопогрузчик. Или цветные металлы — отраду бомжей. Вот только стоит ли ради этого подставлять свой зад под зубки огромных кавказцев?
Я огляделся — да и металлов цветных вокруг не заметно. Натянул на голову черную шапочку с прорезями для глаз и рта и начал осторожно пробираться между штабелей кирпича, заботливо укутанных целлофановой пленкой. Первые шаги я делал, словно индеец, подкрадывающийся к оленю через мелкий валежник. Шаг… Остановка. Ногой нащупываю место, куда можно ступить и не наделать шуму. И не сломать лодыжку… Шаг… остановка… Еще один осторожный шаг…
Когда из тени я выбрался на более или менее освещенное место, то понял, что занимаюсь ерундой. На земле, не считая луж, никаких препятствий. Ни брошенных труб, ни строительного дерьма. Чисто, хоть устраивай танцы. Одним словом, турки…
И я, пригнувшись, быстро побежал по направлению к одноэтажному модулю, в котором ярко светились два широких окна и на крыше которого еле тлел единственный на всю стройплощадку прожектор. Турки, черт побери! Могли бы не экономить на электричестве, осветить получше свои владения.
Расплескивая лужи, я одним духом преодолел пятьдесят метров до модуля. Хотя мог бы пройти их строевым шагом, во всю глотку распевая походную песню. Все равно до меня никому не было дела. И заметила меня только Алина.
Она сидела на корточках возле одного из освещенных окон, не отрывала от него взора и громко хихикала. А за окнами в это время вовсю распевала Офра Хаза. И творилось такое, что я видел разве что в фильмах Терезы Орловски. Нет, даже там я такого не видел. У Терезы актрисы на порядок взрослее.
А там, за окном, одна из «актрис» жадно впитала в себя с разных сторон два крупнокалиберных снаряда, состоящих на вооружении горячих янычар-сторожей. Единственным, что сейчас можно было в ней разглядеть, так это длинные волосы и почти полное отсутствие груди. Янычары лениво двигали волосатыми задницами, шевелили усами и томно закатывали глаза. Четвертая участница шоу, которой предоставили передышку, сидела на низеньком пуфике к нам лицом и жадно пожирала большое пирожное, запивая его лимонадом. Она была совершенно голенькой. Она была совсем маленькой — не старше тринадцати лет. И вся ее рожица была перемазана кремом.
— Похотливые твари! — прошипела Алина. Она уже перестала хихикать. — Пошли, сломаем им кайф.
Я согласился:
— Пошли…
Хилую раму можно было легко выбить ногой, но я решил для начала проверить дверь, и она оказалась незапертой. Незапертой! А чего же еще ожидать от ишаков, так и не осознавших, что они сейчас не в Анкаре, а в Санкт-Петербурге.
Мы не стали врываться эффектно и громко, как это любит делать спецназ. Мы не стали орать во все горло: «Всем лечь!», чтобы ввести в шок окружающих. Мы просто вошли. В своих черных масках. Алина с «Береттой», я с пневматическим «Вальтером». Протянул руку к магнитофону, и Офра Хаза заткнулась на полуслове. А девочка подавилась пирожным. А один из нерусских застонал и кончил. Он еще не заметил нас. Жизнь пока еще казалась ему медом.
— Вот так-то, родные мои. Всему когда-нибудь наступает конец. — Я подошел к журнальному столику, заставленному нехитрой закуской и несколькими бутылками пива. Там же быстро, словно на выставке, были аккуратно выложены четыре «инсулинки». Каждая с контролем.
— Фу-у-у… — Я брезгливо смахнул их на пол и громко хмыкнул: — Герычем шваркнулись? Перед такой-то оргией поискали бы джеффа. Повышает поте-е-енцию…
Я говорил в пустоту. Меня слушала только Алина. Остальным надо было еще прийти в себя. Малышка на пуфике приоткрыла маленький ротик, и внутри его я заметил недожеванные остатки пирожного. Троица на тахте окаменела. Они легко могли бы позировать Карлу Брюллову для «Последнего дня Помпеи».
— Вот так-то, родные мои! — Я повысил голос, чтобы до них, наконец, хоть что-то дошло. — Когда-нибудь все кончается… Быстро!!! Дети на лево, дяди на месте!
Я кивнул, и девчонка — та, которую только что пользовали турки, — поспешила шмыгнуть с тахты поближе к своей подружке. Та так и не прожевала пирожное.
Летняя ночь коротка, и дорога любая минута. Я поднял «Вальтер», направил его на одного из сторожей и нажал на спуск. Турок дернулся, взвизгнул, совсем как его овчарки. И тут же второй янычар взвыл и стремительно сиганул с тахты. Он пытался пробиться к дверям. Которые охраняла Алина. Алина-Алина, слишком злая на полового гиганта, любителя питерских малолеток.
Она не стала сбивать его с ног обычным приемом, Она легким ударом правой ноги по ребрам лишь остановила его, приблизилась и уже левой ногой хлестко влепила сторожу между ног. Точно поддела носком кроссовки мошонку, — все ее содержимое, уверен, немедленно превратилось в слякоть. Турок сипло вздохнул и замер. У меня потемнело в глазах. Если когда-нибудь я, не дай Бог, окажусь на его месте, то поспешу застрелиться. И я немедленно произвел «выстрел милосердия». Дротиком со снотворным прямо в бедро. Отличная амнезия!
— Ничего, в Стамбуле ему пришьют новые, — заявила удовлетворенная Алина, направляя свою быстро впадающую в беспамятство жертву к тахте. — Не будет блудить. А что с этими мокрощелками? Укладывай спать и их.
Я боялся. Они недавно принимали наркотики. Турки тоже, но они огроменные мужики. А девчонки? Если я добавлю снотворного, не окажется ли это для них передозом?
— По сколько ставились? — Я уперся в них строгим взглядом.
Одна из красавиц — та, что уже успела прожевать пирожное, — всхлипнула.