Удавка для бессмертных
Шрифт:
Еще бы, конечно, быстрей. Я спокойна, а у него течет по виску капля пота. Спустя пятнадцать минут у дверей в квартиру Су я наблюдаю, как он достает пистолет и старается закрыть меня собой. Это уже было. Немое кино абсурда. Пленку заело. Но в этот раз приходится звонить в дверь, потому что дверь заперта. Су, появившаяся в проеме, жует бутерброд, молча показывает жестом в комнату и запирает за нами замки.
– Сморкался на ковер? Стихи читал? – спрашиваю я шепотом, став на цыпочки и разглядывая из-за ее плеча, как Хрустов становится на колени, замирает над распростертым телом и поворачивает ко мне бледное напряженное лицо.
– «Скорую»
– Нет, – пожимает плечами Су, – я подкатила к подъезду контейнер, это было трудно, он не совсем пустой, и поставила на газ ведро воды.
Хрустов бросается к телефону в коридоре. Я подхожу к лежащему на спине большому мужчине и тоже становлюсь на колени. Приоткрываю полу пиджака. На левой стороне груди большое красное пятно. Ладно, хватит с меня этого цирка. Я решительно беру его за запястье. Тонкой ниточкой изредка дергается в тяжелой руке жизнь.
– Иди сюда, – я подзываю Су, – примени навыки медика.
После этих слов Су кивает и примерно идет в ванную мыть руки.
– Что делать? – спрашивает она, присев рядом.
– Ну я не знаю, подними веко, посмотри на зрачок! Послушай пульс, в конце концов.
Без всякого страха и брезгливости Су осматривает зрачок, считает еле слышный пульс.
– Жив пока! – заявляет она с удивлением. В ее бессмысленных глазах начинает просыпаться удивление и страх. – Он жив! – кричит она Хрустову в коридор. Хрустов приносит одеяло и накрывает Корневича, медленно поворачивает к Су лицо, над сжатыми крепко зубами играют желваки.
– Где оружие? – Он изо всех сил старается говорить спокойно.
Тонкая рука показывает в сторону кухни:
– Там же.
На столе лежит тот же «вальтер». Я смотрю на Хрустова, стоя сзади, и на расстоянии чувствую его ярость и отчаяние. Он достает оставшуюся последнюю пулю. Поворачивается. Лицо, словно у заблудившегося в страшном лесу мальчика-с-пальчик.
– Я не помню, – это опять шепотом, вглядываясь в меня. Я опускаю глаза. – Я не помню, я что, не убрал из этой чертовой квартиры оружие?! Как это может быть?
В дверь звонят. Двое заносят носилки и, не осматривая, уносят тело. Рука падает вниз, Хрустов заправляет ее и жестом приказывает нам не выходить. Он возвращается через полчаса, по очереди осматривает нас, словно прикидывая, сразу убить или сначала переломать все кости, потом цепляется взглядом за пятно крови на ковре и закрывает лицо ладонями.
– Можно выключить ведро, если кипяток уже не нужен? – интересуется Су.
Мы идем на кухню. Вода кипит давно, открываем окна настежь, чтобы избавиться от духоты и пара. Су садится, подпирает голову рукой и начинает говорить без всякого выражения, монотонно и тихо:
– Я пошла в кафе на «Тургеневской», хотя ты и просила туда не ходить. Ты всегда права, а я всегда не права, но я туда пошла, этого уже не вернуть, это фатально. Я сразу его увидела, сначала села подальше, у стойки, потом и он меня заметил. Уставился, занервничал, а когда увидел, что я смотрю на него в упор, подмигнул. Я уже изрядно выпила, мне было все равно. Он подошел через полчаса, заказал коктейль, спрашивает, сколько я стою за ночь. Сама не знаю почему, но меня это обидело. Я стала рассказывать, как проснулась утром, как могла бы представить себе растертые временем в пыль сандалии египетской царицы или водопад, но я представила себе только, что он должен быть жив, и он оказался жив. Он стал задавать вопросы. Про двух американцев, помнишь Джека и Стива?
– Ну и что? – не выдержал ее удивления Хрустов. – Что тут такого странного?
– Я не могу объяснить, если вы не понимаете, тут уж ничего не поделать.
– Не надо ничего объяснять, просто излагай факты! – повысил голос Хрустов.
– Он спросил, где именно я его застрелила. Я сказала, что в комнате. Он вошел в комнату, я пошла на кухню. Он крикнул: «Здесь, что ли?» Я взяла со стола «вальтер», подошла к двери, сказала «да» и выстрелила ему в спину. Он упал. Я пошла в кухню, поставила ведро воды, чтобы был кипяток. Вы в прошлый раз говорили, что надо много кипятка. Все. Я изложила все факты. Если вы меня не будете арестовывать, то я пойду спать. Ковер отмою потом, – Су махнула рукой в сторону комнаты. – Будете уходить, захлопните дверь, – она встала и, пошатываясь, пошла по коридору, выключая по дороге свет. Мы с Хрустовым остались сидеть в темноте. Минут десять полного уединения и тишины. Я смутно видела его лицо, он положил подбородок на руки и смотрел на меня.
– Что скажешь? – спросила я шепотом.
– Хреново.
Понятно, значит, ничего не скажет.
– Паспорт! – Он повысил голос.
– Что?
– Дай мне ее паспорт, и побыстрей.
Этот паспорт, который мы не стали заталкивать в банку с попугайчиками, так и лежал на столе. Я подвинула его пальцем, Хрустов встал и долго перелистывал странички, освещенные слабым светом фонаря с улицы. Потом он положил паспорт и «вальтер» в пакет.
– Считай, что у нее подписка о невыезде. Я забираю паспорт и запрещаю ей покидать эту квартиру. Завтра позвоню. Предупреди, что, если Корневич умрет, ей придется отсидеть какое-то время. Я постараюсь помочь, но какое-то время она отсидит.
Он ушел, и липкие ладошки беды вцепились в меня с неистовством брошенного ребенка. Мое оцепенение длилось еще десять минут, а потом за окном взвизгнули тормоза. Четыре человека вышли, поговорили, показывая на окна Су, я дернулась за занавеску, хотя видеть они меня не могли. Двое остались во дворе перед входом в подъезд, двоих я рассмотрела из окон спальни Су. Они расположились с другой стороны дома. Су спала, засунув в рот большой палец. Во сне она была прекрасна.
Через полтора часа неподвижности я стала терять ощущение реальности. Мне показалось, что где-то звонят печальным звоном колокола. На часах – одиннадцать сорок, далекие колокольца подстроились под пульсацию крови в висках. Су пошевелилась и села.
– Позвонить надо, – сказала она. – Надо просто позвонить в больницу и узнать, жив ли Корневич. И все определится.
Я набирала номер, а она спрашивала. Сначала по городской справочной, потом нам с трудом согласились дать номер больницы, куда его отвезли, потом там долго не отвечали, потом интересовались, кем она приходится раненому, потом сказали, что Корневич А. А. скончался в одиннадцать пятнадцать. Поскольку по данному факту заведено уголовное дело, то тело забрать в ближайшие дни будет нельзя, но прийти посмотреть на него можно.