Удельная. Очерки истории
Шрифт:
«В этот день для больных в больничном саду устраиваются разнообразные увеселения, – сообщалось о празднике 27 июля 1902 года в „Петербургском листке”. – В течение всего дня в саду играл оркестр военной музыки. В театре был устроен спектакль, а вечером зажжена иллюминация».
А вот как описывал репортер «Петербургской газеты» праздник, состоявшийся ровно через год, 27 июля 1903 года: «Дневное увеселение, сопровождающееся в каждом отделении танцами, удалось как нельзя лучше. Обыкновенно замкнутые от прочего мира, душевнобольные чувствовали себя прекрасно и мирно беседовали со своими родственниками. Только костюмы отличали больных от прочей публики...
Дом призрения находился в ведении попечительского совета, возглавлявшегося принцем А.П. Ольденбургским. Обитателями этого заведения становились представители дворянства, купечества и духовенства. Они принимались на платной основе. Благодаря этому им обеспечивалось достойное содержание: павильоны как по внешнему виду, так и по внутреннему убранству напоминали домашнюю обстановку.
Заведение быстро росло, на его территории возводились новые деревянные и каменные здания служебного назначения, жилые постройки, дома для врачей, павильоны для больных. В северо-западной части больничной территории в 1899—1900 годах появились прачечная и котельная, построенные архитектором Г.И. Люцедарским. Он же совместно с Х.Э. Неслером и Е.С. Бирюковым перестроил силовую станцию, сооруженную в 1888 году П.И. Балинским.
В 1892—1895 годах архитектор Х.Э. Неслер возвел каменный «пансионерский» мужской корпус, в 1899– 1900 годах архитектор Г.И. Люцедарский построил еще один «пансионерский» корпус – женский. Оба этих корпуса историки архитектуры причисляют к лучшим произведениям петербургского модерна.
В 1893—1894 годах архитектор А.И. Дитрих строит также сохранившийся поныне лечебный павильон.
Между «пансионерскими» домами и Фермским шоссе графы Орловы построили небольшой особняк для своего брата (здание не сохранилось), недалеко от него в 1903– 1906 годах Г.И. Люцедарский возвел еще один индивидуальный дом – для дочери царского лейб-медика (сохранился).
В северной части территории появились мужской и женский корпуса, предназначенные для офицеров и фрейлин Императорского двора. Сооруженные в 1904 году по проекту архитектора Г.И. Люцедарского (совместно с Х.Э. Неслером) и напоминающие скорее не больницу, а старинные английские замки, «офицерский» и «фрейлинский» корпуса были оборудованы по самому последнему слову. Решетки на окнах отсутствовали даже в палатах беспокойных пациентов – вместо них использовались корабельные стекла, способные выдержать выстрел из револьвера. Пребывание в корпусах стоило 300—1500 рублей в год.
Вообще все устройство Дома призрения была тщательно продумано. На его территории действовала собственная узкоколейная железная дорога на конной тяге – от помещения столовой еду на вагонетках развозили по отделениям. Эта система пережила войны и революции, она продолжала действовать до 1960-х годов, когда узкоколейку разобрали, дорожки заасфальтировали, а еду стали развозить по отделениям вручную. Кроме того, Дом призрения обладал собственной электростанцией, прачечной, пекарней, водонапорной башней и даже своей канализационной системой.
Как писал М.И. Пыляев в очерках «Дачные местности близ Петербурга», опубликованных в 1898 году в «Ведомостях С.-Петербургского градоначальства и столичной полиции», «больница эта устроена согласно последним требованиям науки, и в ней приняты специальные меры, чтобы больные беспокойные или буйные не могли принести какого-нибудь существенного вреда себе или другим больным. Для этой цели в больнице устроены
В отличие от соседнего Дома призрения, городская больница во имя Св. Пантелеймона не была привилегированной. Оно содержалось на средства городской казны, поэтому здесь не было комфортных палат.
Одна из старинных деревянных построек бывшего Дома призрения, ныне относящаяся к психиатрической больнице № 3 им. И.И. Скворцова-Степанова. Фото автора, апрель 2007 г.
...Катаклизмы государственного масштаба нередко приводят к увеличению числа обитателей сумасшедших домов. Так произошло и после Первой русской революции, когда больница для душевнобольных пополнилась людьми, пережившими кризисы в личной и общественной жизни на почве несбывшихся надежд. В этом наглядно убедился репортер «Петербургской газеты», наведавшийся в Удельную с журналистским заданием в январе 1908 года. Больница оказалась переполненной сверх меры: в ней значилось 440 мужчин и 260 женщин, то есть ровно втрое больше положенного.
«Каждый уголок всех 16 домиков занят кроватями, больных втиснули, как животных, – негодовал журналист, недаром и публикация его красноречиво называлась „По кругам дантова ада“. – Деревянные домики, некогда служившие для земледельческого училища и фермы, мало отвечают теперешнему назначению. Помещения запущены, давно не ремонтируются и, как видно, мало интересуют наших отцов города».
«Фрейлинский» корпус. Фото автора, апрель 2007 г.
Не только с благоустройством, но и с безопасностью у больницы в Удельной имелись серьезные проблемы. По словам современников, ни в одной больнице мира не бывало столько нападений сумасшедших на врачей, служащих и просто друг на друга, как здесь. В среднем в год на врачей совершалось девять нападений, на надзирателей – около десяти, на служащих – больше тринадцати.
Репортеру «Петербургской газеты» разрешили посетить «самый ужасный павильон», под № 15, отведенный для буйных. «Едва мы вошли, как несколько больных бросились к нам с ужасной руганью, – рассказывал репортер. – Бывший городовой требовал, чтобы его немедленно отпустили на войну, где он заменит генерала Куропаткина. Потом мне представился „министр народного просвещения“ и „знаменитый изобретатель“ воздушного шара».
Последний негодовал на надзирателя, который ни за что не хотел понять своей выгоды. Сколько ни толковал ему, что надо немедленно ехать в Америку с проектами воздушного шара, надзиратель ничего не понимал. А симпатичный тихий немец вежливо объяснял репортеру, что совершенно поправился и его скоро выпустят. Увы, из 15-го номера никого не выпускали...
Барак № 9, куда также разрешили заглянуть газетчику, отводился для «спокойных больных». Этот барак запирали только на ночь, а днем его обитатели были свободны – в пределах больницы, разумеется. Здесь народ был общительный и доброжелательный.