Удольфские тайны
Шрифт:
Пока Сент Фуа любовался этой сценой, луна — огромная, желтая — поднялась над восточными вершинами и смутно озарила величие небес — массу испарений, сползавших вниз с обрыва, и слабые очертания далеких гор.
Какое наслаждение стоять над бездной, Как после бури на пустынном берегу И созерцать, как облака тумана Грядами ходят и волнуются вокруг.Из этих романтических грез Сент Фуа был пробужден голосами проводников, повторявших его имя, — зов их разносился эхом между утесов, и казалось, будто его зовут сотни голосов. Молодой человек тотчас же успокоил встревожившихся за него графа и Бланш. Так как все-таки надвигалась буря, то они не покидали своего пристанища, и граф, поместившись между своей дочерью и Сент Фуа, старался развлечь трусившую Бланш беседой, касающейся естественной истории
Бланш, с напряженным вниманием слушала эти рассказы, придававшие особенный интерес этим местам; она чувствовала некоторое волнение от сознания, что у нее под ногами та самая почва, где разыгрывались все эти кровопролитные события; вдруг ее мечтательное настроение было нарушено каким-то звуком, принесенным ветром: то был отдаленный лай сторожевой собаки. Путешественники прислушивались с горячей надеждой; ветер усиливался, и им казалось, что звуки доносятся очень издалека. Проводники же почти не сомневались, что лай несется с постоялого двора, который они ищут, поэтому граф решил продолжать путь. Скоро луна стала давать более яркий, хотя все еще довольно неопределенный свет, так как ее беспрестанно заволакивали тучи; и путешественники, направляясь по звуку, стали подвигаться вперед по краю обрыва, предшествуемые одиноким факелом, пламя которого боролось с лунным светом; проводники, надеясь добраться до постоялого двора вскоре после солнечного заката, не позаботились припасти побольше факелов. Молча, осторожно пробирались они по звуку, раздававшемуся лишь от времени до времени; наконец лай совершенно замолк. Проводники старались, однако, направлять свой путь в то место, откуда он раньше доносился; но глухой рев потока вскоре заглушил все звуки, и вот они подошли к грозной пропасти: дальше невозможно было подвигаться. Бланш слезла со своего мула; граф и Сент — Фуа сделали то же, между тем как проводники ходили по краю пропасти, ища какого-нибудь моста, хотя бы первобытного, для переправы на ту сторону; наконец они признались в том, что граф давно уже подозревал, а именно, что они окончательно сбились с дороги.
На некотором расстоянии отыскали наконец первобытную, опасную переправу, в виде огромной сосны, поваленной через пропасть, вероятно, каким-нибудь охотником, в погоне за козой или волком. Все путешественники, за исключением проводников, с трепетом глядели на альпийский мостик без перил, по бокам которого зияли пропасти: свалиться с него значило убиться насмерть… Проводники, однако, приготовились вести по нему мулов, между тем как Бланш стояла вся дрожа на краю и слушала рев потока, который устремлялся со скалы, наверху осененной высокими соснами, оттуда низвергался вниз в глубокую пропасть, где его пена сверкала при лунном свете. Бедные животные двинулись по опасному мосту с инстинктивной осторожностью, не пугаясь шума водопада и не обманываясь темной тенью, бросаемой поперек их пути нависшей зеленью. Вот тут-то одинокий факел, до тех пор приносивший мало пользы, оказался неоценимым сокровищем. Бланш, трепещущая, испуганная, старалась собраться с духом, — впереди нее шел жених, отец поддерживал ее под руку, и вот она пошла за красным пламенем факела и благополучно переправилась на ту сторону.
По мере того, как они подвигались дальше, две гряды утесов тесно подступали друг к другу, образуя узкий проход, на дне которого грохотал поток, через который они только что переправились. Но опять их подбодрил лай собаки, сторожившей, очевидно, стадо овец в горах, охраняя их от ночного нападения волков. Звук слышался уже гораздо ближе прежнего; путники радовались надежде скоро добраться до убежища, где можно отдохнуть, как вдруг в отдалении мелькнул огонек. Мелькнул он на высоте, повыше их тропинки, потом скрылся, потом опять показался, как будто качающиеся ветви деревьев по временам скрывали его из виду. Проводники аукнули изо всех сил, но в ответ им не послышалось человеческого голоса; наконец, прибегнув к более действенному средству обратить на себя внимание, они выстрелили из пистолета. Но пока они прислушивались в тревожном ожидании, шум, произведенный выстрелом, один разносился между утесов; постепенно эхо ослабевало и совсем замерло, но дружеского голоса все не было слышно. Однако огонек, виденный раньше, стал яснее, и вскоре ветром стало доносить какие-то смутные голоса. Но когда проводники принялись опять громко звать, голоса мгновенно смолкли и свет исчез.
Бланш совсем изнемогала от усталости, беспокойства и страха; соединенным усилием отца и Сент Фуа едва удавалось поддерживать в ней некоторую бодрость духа. Они продолжали подвигаться вперед и вдруг увидели на вершине скалы какой-то предмет, в который ударили в ту минуту яркие лучи луны: оказалось, что это сторожевая башня. Судя по ее положению и по некоторым другим признакам, граф пришел к убеждению, что это так; думая, что огонек виднелся именно оттуда, он старался ободрить дочь свою близкой надеждой на отдых и убежище, хотя бы самое незатейливое: многого нельзя было и ожидать от полуразрушенной сторожевой вышки.
— Таких сторожевых вышек было воздвигнуто множество в Пиренейских горах, — заметил граф, которому хотелось развлечь Бланш и успокоить ее страхи, — оттуда извещали о приближении неприятеля посредством огней, которые зажигались на верхушке этих сооружений. Таким путем иногда передавались сигналы с одного поста на другой вдоль всей пограничной линии, протяжением в нескольких сот миль. И вот, когда являлась надобность, подстерегающие войска выступали из своих крепостей или из лесов и шли на защиту какого-нибудь важного прохода; расположившись там на высотах, они нападали врасплох на удивленного неприятеля, идущего по долине внизу, обломками камней сея среди них смерть и поражение. Старинные форты и сторожевые вышки над главными горными проходами в Пиренеях тщательно сохраняются; но некоторые из второстепенных пришли почти в полное разрушение и в настоящее время превращены в мирные жилища охотников или пастухов, которые после дневного труда удаляются в эти башни со своими верными собаками и у пылающего очага забывают и трудности погони за зверем, и хлопотливое собирание стада; здесь они находят себе приют и защиту от ночной бури.
— Но разве всегда бывают такие мирные обитатели в этих башнях? — полюбопытсвовала Бланш.
— Не всегда, — отвечал граф, — иной раз они служат убежищем для французских и испанских контрабандистов, которые перевозят через горную цепь контрабандные товары из своих стран; особенно много испанцев занимаются этим ремеслом; против них посылают сильные отряды королевских войск. Эти авантюристы, зная, что если они попадутся, то принуждены будут искупить нарушение закона жесточайшей казнью, совершают свои экспедиции большими шайками и хорошо вооружены; их отчаянность часто устрашает солдат. Впрочем, контрабандисты ищут только чтобы их оставили в покое, и никогда не вступают в бой, когда могут этого избегнуть; войска тоже, сознавая, что в этих стычках им угрожает опасность, а слава почти недостижима, дерутся неохотно; поэтому редко дело доходит до столкновения, но уж если оно случается, то всегда оканчивается отчаянным, кровопролитным боем. Но ты меня не слушаешь, Бланш, — прибавил граф, — прости, что я надоел тебе такой скучной материей; но посмотри, вон там стоит озаренное луною здание, куда мы стремились. Слава Богу, нам посчастливилось достигнуть его раньше, чем разразилась буря.
Бланш, подняв глаза, увидела, что они действительно находятся у подошвы утеса, на вершине которого стояло здание; но света там не было видно; лай собаки также пока прекратился, и у проводников уже явилось сомнение, туда ли они направлялись. На расстоянии, да еще при тучах, то и дело застилавших луну, здание казалось обширнее, чем обыкновенно бывают эти одинокие сторожевые вышки; главная трудность состояла в том — как взобраться на утес: на обрывистом склоне его не видно было ничего похожего на тропинку.
Проводники пошли вперед с факелом, чтобы поближе осмотреть утес, а граф с Бланш и молодым Сент Фуа остались у подошвы его, под тенью деревьев; граф опять пробовал скоротать время в разговорах, но душою Бланш овладела мучительная тревога. Тогда граф потихоньку стал советоваться с Сент Фуа о том — желательно ли, если найдут доступную тропинку, забираться в здание, которое, быть может, служит притоном для бандитов. Оба сообразили, что их отряд довольно многочислен, причем некоторые из людей хорошо вооружены; и если принять во внимание опасности, сопряженные с ночевкой под открытым небом в пустынной местности, да еще в грозу и бурю, то пожалуй и выйдет, что следует рискнуть искать убежища в этой башне кто бы ни были ее обитатели; но отсутствие огня и мертвое безмолвие, царившее вокруг здания, по-видимому, опровергали предположение, что оно обитаемо.
В эту минуту крик проводников привлек их внимание; через некоторое время вернулся один из слуг графа с известием, что найдена тропинка. Все бросились тотчас же вслед за проводниками и стали карабкаться по узкой, извилистой дорожке, высеченной в скале между карликовыми деревьями; после многих усилий и некоторой опасности путники достигли вершины утеса, где оказалось несколько полуразрушенных башен, окруженных массивной стеною и частью освещенных луной. Пространство вокруг здания было пустынно и, по-видимому, заброшено; но граф был осторожен.