Уфимская литературная критика. Выпуск 5
Шрифт:
Другой полюс – это инструкция, высшая манипуляция революции производительности – знание о знании исполнительских действий, квинтэссенция достижительной этики, усвоенной темным человеком совершенно неосознанно в условиях жизни техногенного общества.
И от столкновения этих противоречий – катарсис.
Какой? В чем его содержание?
Думаю, что если его адекватно осознать (он же тоже во многом подсознателен), то это будет хвала третьей цивилизации, переходной, российской. От нее, вероятнее всего, произойдет следующая (после традиционной и техногенной) цивилизация в истории человечества, еще неведомая нам. Вот будет время!
Жаль только – жить в эту пору
Уж не придется – ни мне, ни тебе.
Что я не притянул ныне актуальную цивилизационную проблематику в голову, – может, в подсознание, – Наталии Мицкевич, убеждает ее другой рассказ «Сказка на ночь».
Здесь тоже сталкиваются элементы двух цивилизаций: традиционной (времен эпидемии чумы в средневековой Западной Европе) и… той, с которой начала «закладывается культурная матрица техногенной цивилизации». Причем, это одно и то же время: «Переломным событием, с которого начался отсчет эпохи Возрождения (Ренессанса), считают некоторые историки, стала катастрофическая эпидемия черной чумы, которая в четырнадцатом веке пронеслась по Европе».
Упоение традиционализмом сквозит в описании каждой подробности быта того времени. Но концентрируется – в пронзительной человечности, любви кухарки Лиины к своим господам и ответном к ней чувстве фрау Гуниллы. Не зря, кстати, при первом упоминании этого имени дается такая отсылка:
«а, к слову сказать, имя это герр фон Мейхерт выискал в старинной книге «Песня о рыцаре»…»
И не зря, представляется, акцентировано, что поваренное мастерство Лиина извлекала исключительно из своей памяти. Ей это искусство кто-то предал лично, не иначе.
Принципиально ей противопоставлена в этом отношении сменившая Лиину после смерти кухарка Грета. У этой был целый шкаф поваренных книг. (Вспомните Дракера и роль знания о знании рабочих приемов в торжестве техногенной цивилизации.) И Грета оказалась бесовкой с разноцветными глазами, источником Зла, повергшим местность в эпидемию чумы. Предвестием техногенной цивилизации оказывается образ Греты (как Сатана, будитель знания, – причина изгнания перволюдей из первобытного рая).
Но в прошлое Истории нет хода, а технологичность (образ нынешней действительности) – по рассказу зла. Вот вам и столкновение противочувствий, порождающее катарсис. А тот, будучи осознан, естественно приводит к идее еще небывалой цивилизации, на пороге которой мы стоим. Вот смутное переживание о ней и породило «Сказку на ночь».
Как и «Инструкцию по большому буму».
И все-таки – за Россию?
Во многом, казалось бы, противоположен «Инструкции…» рассказ Эдуарда Байкова «Невезение».
Тут киллер – интеллектуал: «с… тонкими чертами умного нервного лица», дело происходит в России: «Чё», «ништяк». В предыдущем рассказе весь сюжет пронизан (совсем по-русски) нравственными исканиями, а тут их – ноль. Хуже того. Обыгрывается модное мнение, что российские мафиози могут очки вперед дать итальянским и всяким другим прославленным заграничным. Это ж придумать надо: убить на виду у всех, да так, чтоб подумали, что это несчастный случай. А нравы! Чтоб президент «крупной торговой компании» убил конкурента выстрелом в лицо в упор «прямо у себя в кабинете»… И вызвал скорую помощь… Это ж насколько все у него схвачено, что так не боится?
Не карикатура? Или шутка?
Если нет, то нет никакой ценности в остроумии киллера. Какая разница, как убивать, если все везде схвачено. Никакого изящества в убийстве якобы сумасшедшим. Ну позвонит следователь по соответствующим заведениям. Нужно ж ему вписать фамилию убийцы? Ну определит, что никто из опасных не сбегал. Ну поймет, что сумасшедший это
Нет. Видно, тут шутка.
Вспоминается, как, кажется, Дибров брал телеинтервью у Сергея Бодрова младшего. Не романтизировал ли Сергей бандитов в своих «Братьях»? Тот отвечал: нет, там ирония.
Вообще-то, нечего слушать ответы автора. Его подсознательное не способно «сказать» больше и лучше, чем произведением сказалось. Да и слукавить он мог ответом. И все-таки… Если правда, в какой-то мере?
Зря, выходит, тогда висели по всей Москве рекламные щиты с патриотическим подтекстом и с таким текстом: «Наша гордость. Наш президент. Наш брат», – под фотографиями Майи Плисецкой, Владимира Путина и Сергея Бодрова младшего. Заказчики такой рекламы лишь утвердили народ в неправильном понимании бодровских боевиков.
А ведь какая прелесть была думать, что «Брат 2», например, для того и был снят, чтоб прозвучал этот сакраментальный текст, произносимый русским перед американцем: «Ты думаешь, главное – сила? Нет, главное – правда» (или что-то вроде, не помню точно).
Но, видно, все-таки верно следствие из психологической теории художественности Выготского, что художественный смысл произведения нельзя процитировать.
Нам любить Данилу Багрова и Сергея Бодрова надо было за намек, что еще Россия не пропала, раз может смеяться над собой.
Эдуард Байков сделал миниподобие бодровским – в лице бандитвующего донкихота – «прославлениям» русского всеумения.
Плевать, что это был не расчет – убить при подходе автобуса на остановку, чтоб успеть до него добежать и вскочить в отходящий (имея в виду, что хамоватый – какой же еще? – водитель не остановится и не откроет же двери догоняющему преследователю, раз автобус уже тронулся, и двери уже закрылись). Это был не расчет – надеяться, что нарушителя порядка еще до автобуса не догонят (имея в виду, что россияне не привыкли ж вести себя гражданственно и ловить хулигана). Это был не расчет – надеяться, что жертва будет с какой-то стати сидеть на скамейке неподалеку от автобусной остановки и не уйдет до приезда автобуса (имея в виду, что с общественным транспортом в России всегда плохо и рассчитывать на него нельзя, например, автобус может ходить слишком редко, и жертва, в нем не заинтересованная, встанет и уйдет до его приезда). Это был не расчет, надеяться на силу удара бутылкой и верность сведения, что после операции на мозге объект, да еще и охранник, смертельно уязвим к ударам в голову (имея в виду, что русское авось может и наплевать на профессиональное требование к киллеру сделать контрольный выстрел в голову). Плевать автору на все это. Как плевать было Сергею Бодрову, что его Данила Багров сделал стреляющий пистолет складным ножиком и многие другие ляпы дал в фильме.
Важно было создать впечатление гениальной простоты решения, впечатление, работающее на ура, а не всерьез. Обязательно не всерьез. Ибо тут русский смеется над русским самолюбием, мол, русское – это самое…
Ну а раз смеется, – при всем ужасе как-то соответствующего российской теперешней действительности нравственного материала повествования, – то…
Впрочем, смех теперь есть признак и все еще модного постмодернизма (как пофигизма по сути)…
Над чем смеется Эдуард Байков в своем другом рассказе, в «Медвежьей услуге»? – Над немеркантильностью даже и современного россиянина? Или над даже и самой меркантильностью, столь популярной сегодня? – Это ёрническое соединение волшебной сказки с Интернетом… А в том – материальные все ценности (имея в виду сказочную материализацию виртуального). Материальные, в том числе и «девица красоты неописуемой», оказавшаяся очень уж меркантильной. – Нет-де стоящих идей в мире.