Уголовное право: стратегия развития в XXI веке. Материалы XIX Международной научно-практической конференции г. Москва, 20–21 января 2022 г.

Коллектив авторов

Реальное лишение свободы на определенный срок является не только самым распространенным видом уголовного наказания, но и самым исполнимым в сравнении с другими. Однако объяснение тому заключается не в высоком уровне организации исполнения данного вида наказания (хотя, в сравнении с другими видами наказания, он достаточно высок), а в отсутствии в действующем уголовном законе возможности его замены на более строгую меру, чем та, которая уже исполняется. Предусмотренная в Особенной части УК РФ ст.321 «Дезорганизация деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества» эту функцию не выполняет. Следует отметить, что такой показатель эффективности уголовного наказания как рецидив⁵ для этого вида наказания составляет по оценкам специалистов около 50%⁶, и при этом более половины ежегодно лишаемых

свободы – это лица с неснятыми или непогашенными судимостями. Причем, если в 2017 г. удельный вес таких лиц среди осужденных к лишению свободы составлял 62,46%, 2018 г. – 65,61% (в 2015 г. – 60%), 2019 г. – 67,3%, то в 2020 г. уже почти 90%.

Говоря об исполнимости условного осуждения к лишению свободы, обратил бы внимание только на одно обстоятельство: в 2017 г. в отношении 59%, в 2018 г. – 72%, 2020 г. – 73,9% условно осужденных к лишению свободы были внесены представления о продлении им срока условного осуждения либо его отмене в связи с невыполнением условно осужденным обязанностей, возложенных судом, или совершением им нового преступления (ч.2, 2¹, 3, 4 ст.74 УК РФ).

С исключением в 2003 г. конфискации имущества из числа видов уголовных наказаний заметно «просел» имущественно-карательный потенциал системы наказаний, который до настоящего времени так и не компенсирован возможностью его назначения к несовершеннолетним, когда они не способны его исполнить, увеличением количества штрафных санкций в статьях Особенной части УК РФ и размером самого штрафа. Напротив, последнее обстоятельство в совокупности с изъянами в назначении штрафа в качестве основного наказания приводит к неисполнимости данного вида наказания, что отражается и на снижении удельного веса штрафа в общей структуре мер, применяемых к осужденным в момент постановления обвинительного приговора суда. Об исполнимости же штрафа, применяемого в качестве основного вида наказания, свидетельствуют такие показатели. Если в 2012 г. вопрос о замене штрафа более строгим видом наказания (ч.5 ст.46 УК РФ) был поставлен (направлено в суд представление в порядке ст.32 УИК РФ) в отношении 6,7% осужденных к этому виду наказания, то в 2013 г. этот показатель уже составлял 15,7%, а в 2014 г. – 22,3%. По итогам 2020 г. этот показатель составил 22,2%. Вряд ли такие скачки можно объяснять негативными характеристиками осужденных, которым был назначен данный вид наказания. По признанию большинства специалистов они в немалой степени были вызваны изменениями размера штрафа и порядка его назначения, произошедшими в 2011–2013 гг. в уголовном законодательстве⁷. К сказанному следует добавить, что в ряде случаев неисполняемый осужденным штраф не может быть не только исполнен по объективным причинам, но и заменен на другой – более строгий по закону вид уголовного наказания⁸.

На фоне заметного снижения показателя назначения наказания в виде штрафа и исправительных работ одноименный показатель обязательных работ за последние пять лет вырос почти в два раза, в связи с чем некоторые специалисты стали называть данный вид уголовного наказания «популярной мерой уголовно-правового воздействия»⁹. Вместе с тем нельзя забывать и о том, что в отношении более чем каждого 3–4 осужденного к этой популярной мере ежегодно направляется представление о ее замене более строгим видом уголовного наказания, причем, за последние пять лет этот показатель вырос более чем на 10%: с 16,5% в 2015 г. до 29% в 2019 г. (в 2020 г. 27,3%). При этом формально вплоть до 2017 г., а по существу – и по сей день таким наказанием выступает только лишение свободы.

Исправительные работы как вид уголовного наказания являются в последнее время одной из наиболее критикуемых мер из числа тех, которые предусмотрены в ст.44 УК РФ. Оставляя без внимания всестороннее рассмотрение всех «за» и «против», высказываемых по поводу целесообразности наличия в уголовном законе наказания в виде исправительных работ, с точки зрения интересующей нас проблемы, приведем следующие показатели, характеризующие его исполнимость. Если еще в 2017 г. представление о замене данного вида наказания более строгим видом направлялось уголовно-исполнительными инспекциями в отношении каждого второго осужденного к исправительным работам (49,5%), то по итогам 2018 г. этот показатель составил 72,48%, 2019 г. – 83%, а 2020 г. – 86%.

В целом же ситуация с применением наказаний, не связанных с изоляцией от общества, и допускающих замену их в процессе исполнения более строгим видом наказания такова: в период 2017–2020 гг. удельный вес осужденных к таким видам наказаний составлял 29–30%. Правда, при этом в отношении каждого четвертого из них был поставлен вопрос о замене неотбытой части наказания более строгим видом, в качестве которого в подавляющем числе случаев выступало наказание в виде лишения свободы.

10. Предыдущие характеристики УПП в форме применения уголовного законодательства, в том числе той, которая отражает применение мер уголовно-правового характера, связанных с освобождением от уголовной ответственности, логично приводят нас к вопросу об эффективности уголовно-правовой реакции на преступление. Не преувеличивая возможности уголовного права в решении этого вопроса¹⁰, сомневаюсь в какой-либо измеримой в объективных показателях достижимости тех общих для всех видов уголовных наказаний целей, которые, согласно закону, должны обусловливать их применение (ч.2 ст.43 УК РФ). Роль уголовного наказания – это кара за совершенное преступление и соразмерная с ним. Поэтому, как представляется, ближайшим и наиболее заметным показателем действенности уголовного наказания должно быть не отсутствие рецидива, а исполнимость назначенного уголовного наказания¹¹, определяемая как соотношение количества (удельного веса) осужденных к конкретному виду наказания с количеством (удельным весом) осужденных, которым назначенное судом наказание было заменено на более строгий вид наказания в связи с ненадлежащим исполнением первого.

Уголовно-правовая политика и уголовно-правовая доктрина: вместе или порознь?¹²

М. А. Кауфман,

д-р юрид. наук, профессор

(Российский государственный университет правосудия)

[e-mail]

Существует множество точек зрения и позиций относительно понятия, методов, принципов и форм реализации уголовной политики. Не думаю, впрочем, что имеющаяся разноголосица, учитывая сложность и многогранность содержания уголовной политики, сама по себе дает повод для особого волнения. Единство же в оценке состояния современной уголовной политики проявляется в том, что, по мнению большинства, она уже давно находится в перманентном состоянии глубокого и системного кризиса. Особенно тревожно складывается положение дел в ключевой сфере уголовной политики – законотворчестве.

Не имея своей задачей детальный анализ сложившейся ситуации, остановлюсь лишь на вопросе, связанном с научным обеспечением этого процесса. Среди проблем, которые привели к современному кризису уголовно-правовой политики России, называют недостаточность научного сопровождения законотворческого процесса, отсутствие системы экспертных оценок законопроектов и, как следствие, – отсутствие научной обоснованности изменений в законодательстве¹³.

В этой связи нельзя не задаться несколькими вопросами: насколько значима роль уголовно-правовой науки в проводимой уголовно-правовой политике? И не находится ли в кризисе сама уголовно-правовая наука?

Уверенности в том, что состояние отечественной уголовно-правовой науки является предметом постоянного мониторинга, у меня нет. По крайней мере, мне такие исследования неизвестны. В литературе весьма основательно освещены вопросы истории отечественной уголовно-правовой мысли, но оценка ее современного состояния, анализ успехов или неудач, связанных с реализацией ее достижений (истинных или мнимых) на практике, как мне кажется, остается тайной за семью печатями.

Обращаясь к анализу проблемных вопросов, связанных с интеллектуальным обеспечением уголовной политики, М. М. Бабаев и Ю. Е. Пудовочкин отмечают, что интеллектуальный ресурс уголовной политики как целостная конструкция до сих пор не рассматривался в качестве самостоятельного объекта криминологического, правового и уголовно-политического исследования. Они же подчеркивают, что необходимым компонентом системы такого интеллектуального обеспечения является наука¹⁴.

Разумеется, наука оказывает влияние, как на законодателя, так и на правоприменителя, хотя ни механизм передачи информации, ни степень такого влияния высокой степенью прозрачности не обладают. Да и сама наука уголовного права переживает не лучшие времена. Ее возможности используются не в полной мере, если вообще используются, а интенсивность ее влияния на практику, мягко говоря, не высока. В общем, констатируется, что в кризисе пребывает не только уголовно-правовая политика, но и, совпадающая с ней по названию, наука.