Михаил Кубеев
Уголовные тайны веков: история. Документы. Свидетельства

…С врагами можно бороться двумя способами: во-первых, законами, во-вторых, силой. Первый способ присущ человеку, второй – зверю. Но так как первое часто недостаточно, то приходится прибегать ко второму.

Никколо Макиавелли

Предисловие

Каждое совершенное преступление заключает в себе тайну. Ее фактологическим раскрытием занимаются криминалисты. Рассказ же о коварном замысле мошенника, грабителя или убийцы, о мучениях несчастной жертвы и страданиях потерпевших людей остается на долю литераторов. Они художественными средствами распутывают нить преступления, делают читателя своего рода очевидцем трагических событий…

В предлагаемой документальной книге «Уголовные тайны веков» московского писателя Михаила Кубеева, долгие годы работавшего

в качестве журналиста в Германии и ряде других стран Европы, собраны уникальные случаи из криминальной истории Германии, Франции, Англии и, конечно, России. Перед читателем в ретроспективе предстанет не только череда редких по своей изобретательности грабежей, мошенничеств, убийств как прошлого, так и нашего времени, но также особенности проведенных криминалистами расследований.

Россия

Богом, правдою и совестью оставленная Россия, куда идешь ты в сопутствии своих воров, грабителей, негодяев, скотов и бездельников.

А. В. Сухово-Кобылин

«Дело о зарезанной временной купчихе» (1851)

На московском Введенском кладбище, называвшемся прежде Немецким, до 30-х годов ХХ столетия имелся один старинный склеп, который соорудил русский дворянин, известный впоследствии драматург Александр Васильевич Сухово-Кобылин. На черной мраморной доске с крестом была сделана надпись по-французски: «Louse-Elisabeth Simon 1.04.1819–7.11.1850». Это был памятник его любовнице, красивой женщине из Парижа, загадочная смерть которой возбудила в Москве массу кривотолков. Не избежал обвинения в ее гибели и сам будущий автор известной позднее пьесы «Свадьба Кречинского». После окончания следствия, которое длилось семь долгих лет, Сухово-Кобылин уехал во Францию, где и окончил свои дни. Но память о француженке Луизе Симон-Деманш он сохранил до конца своих дней.

Страшная находка

Рано утром 8 ноября 1850 года на окраине Москвы недалеко от Ваганьковского кладбища, рядом с проезжей дорогой, в месте безлюдном и пустынном, в сугробе наметшего за ночь снега крестьяне обнаружили труп молодой женщины лет тридцати. Они тотчас заявили о своей находке в местный полицейский участок. Приехавший вместе с помощниками пристав Пресненской части господин Ильинский осмотрел место происшествия. Женщина лежала на боку, на ней было одно зеленое платье и легкие бархатные полусапожки, на голове – перекосившаяся синяя атласная шляпа, лицо закрывали длинные светлые волосы. Но ни шубы, ни пальто, ни сумочки полицейские поблизости не нашли. Когда же замерзшее тело перевернули на спину, то на лице убитой увидели страшные кровоподтеки, а на шее – рваную запекшуюся рану. Ильинского удивил тот факт, что на снег почти не натекло крови.

Никаких следов чьей-либо обуви поблизости обнаружить не удалось, остались лишь полосы от проезжавших мимо саней. По всей видимости, убийство было совершено накануне, 7 ноября, когда обильный снег еще не выпал.

По предварительным данным осмотра пристав Ильинский сделал заключение, что мотив ограбления практически исключается, так как в ушах погибшей остались золотые сережки с бриллиантами, на пальцах левой руки – два золотых кольца, также с бриллиантами, на правой руке – еще одно золотое кольцо. В кармане платья имелись ключи. И вообще, судя по внешнему виду – богатое платье, модные сапожки, драгоценности, женщина явно принадлежала к аристократическому кругу. Но ни крестика, ни денег у убитой не нашли. При более внимательном осмотре с правой стороны от тела Ильинский все-таки заметил след саней. Копыта лошади показывали направление от Москвы. Складывалось впечатление, что женщину били, душили, а потом перерезали горло. Но происходило все это где-то в другом месте, скорее всего в центре города, а затем тело привезли в отдаленное и пустынное место. Но почему небрежно бросили рядом с проезжей дорогой? Почему не спрятали более надежно? Что-то испугало убийцу или убийц?

Допрошенные повторно крестьяне ничего нового сказать не могли, больше никаких свидетелей не находилось, и тело по распоряжению пристава отправили в анатомический театр Пресненской больницы. В своей докладной записке московскому обер-полицмейстеру Лужину пристав Ильинский писал, что женщина была убита, очевидно, 7 ноября, более точное время назвать он не решался, так как не имел на руках результатов анатомического обследования медиков. Ему было также ясно, что женщина принадлежала к высоким кругам. И вполне возможно, что убили ее в результате мести или какой-то семейной или любовной драмы. Он рекомендовал не

отправлять тело на Крестец в Китай-город, где выставлялись обычно найденные в Москве неопознанные трупы, а выждать несколько дней. У него сложилась твердая убежденность, что у такой богатой женщины должны быть в Москве родственники или знакомые и они объявятся сами. Тогда можно будет судить о мотивах убийства. Так, собственно, и случилось.

Правда, пристав Ильинский не предполагал, что прикоснулся к делу, расследование которого займет многие годы, а в его орбиту будут вовлечены известнейшие в России люди, начиная с царя Николая I и кончая французским писателем Александром Дюма-сыном, и войдет оно в историю криминалистики России и в историю литературы как одно из беспрецедентных.

Начало расследования

В тот же день, 8 ноября 1850 года, вечером в Английский клуб, располагавшийся на Тверской, прибыл взволнованный отставной титулярный советник по фамилии Сухово-Кобылин. Он отыскал среди посетителей обер-полицмейстера Лужина и в возбужденном тоне пытался что-то ему объяснить. Этот неожиданный разговор вынудил обер-полицмейстера срочно покинуть Английский клуб. Все услышанное было настолько странным, пугающим, что требовалось немедленно это запротоколировать и приступить к расследованию дела.

Сухово-Кобылин заявил, что пропала его содержанка, француженка Луиза Симон-Деманш, тридцати одного года, являвшаяся временной московской купчихой. Утром 8 ноября он, как обычно, направился в Брюсов переулок, в котором в доме графа Гудовича снимал для нее апартаменты. В это время каждый день она готовила завтрак и ждала его. Дома ее не оказалось. Это было более чем удивительно. Вызванные слуги тут же рассказали, что барыня накануне вечером, 7 ноября, ушла из дома и не вернулась. Времени было около десяти часов. Она никому ничего не сказала, просто вышла из дома и назад не вернулась. Слуги не знали, куда и зачем ушла их госпожа. Они предполагали, что она направилась на встречу с господином. Он же 7 числа вечером находился в гостях в доме губернского секретаря, князя Нарышкина, что расположен также на Тверской улице напротив Английского клуба. Но там Луиза не появлялась. Да ее и не ждали. Она вообще туда никогда не приходила, поскольку высшее общество ее не принимало. А сам Сухово-Кобылин поздно вечером 7 ноября уехал из гостей со своей сестрой, графиней Салиас де Турнемир, и, вернувшись к себе домой на Страстной бульвар, лег спать.

Александр Васильевич Сухово-Кобылин

На другое утро он отправился к Луизе и прождал у нее в доме несколько часов. Обеспокоенный, что она у себя не ночевала, Сухово-Кобылин решил навести справки у знакомых. Дело в том, что Луиза плохо говорила по-русски, слабо ориентировалась в городе и особо близких подруг в Москве у нее не было. После объезда ряда знакомых ему удалось установить, что утром 7 ноября в сопровождении знакомой Эрнестины Ландерт, а также ее ухажера поручика Сушкова и чиновника военного генерал-губернатора Панчулидзева Луиза каталась по городу на санях и делала покупки. Она посетила салон модного платья на Кузнецком мосту, была в кондитерской лавке, заезжала в книжный магазин и домой вернулась одна около девяти часов вечера. Примерно в десять часов вечера она ушла. И после этого ее больше никто не видел.

На Лужина, большого приятеля московского генерал-губернатора Закревского, у которого в свое время служил Сухово-Кобылин и оставил по себе недобрую память, этот визит и рассказ произвели самое неблагоприятное впечатление. Лужин был прекрасно осведомлен о плохих отношениях Сухово-Кобылина и Закревского. Богатый и своевольный дворянин, Сухово-Кобылин за 8 лет службы пришелся не по нраву не только чиновникам, но и самому генерал-губернатору, позволял себе многие непочтительные высказывания, например в отношении жены Закревского, что она в свое время якобы числилась в любовном списке Пушкина, сам волочился за многими юбками, сблизился с замужней Надеждой Нарышкиной и откровенно подсмеивался над рогоносцами. Да, в московском обществе Сухово-Кобылин особенным почетом не пользовался. О нем даже распространяли анекдоты. Более того, о грубом и запальчивом характере не только Сухово-Кобылина, но и его иностранной барыни-приживалки рассказывали неприглядные истории. В канцелярию генерал-губернатора как-то прибегала одна из дворовых девушек Сухово-Кобылина, Настасья Никифорова, отданная в услужение француженке, и жаловалась на жестокое обращение с ней, показывала синяки, ссадины и кровоподтеки. Никаких мер принимать не стали, однако факт остается фактом…