Угонщики
Шрифт:
— Никакой я не Посторонний! — взвизгнул Торрит. — Это они все смотрят в сторону!
— Но ведь тогда получается, что аббат на самом деле думает, что мы явились Снаружи! — сказала Гримма. — Значит, он верит, что мы здесь, и он нас не видит! Какой же в этом смысл?
— Такова уж природа нома, — вздохнул Доркас.
— Не забивайте вы себе этим голову, — отрезала матушка Морки. — Пройдет три недели, и они окажутся Снаружи. Тогда он чему-нибудь научится. Им придется бродить вокруг развалин Магазина, и пусть-ка они тогда попробуют не смотреть друг на друга! Представляете, как все это будет выглядеть? — И она загнусавила, подражая аббату: —
— Я почти уверен, они бы все поняли, если бы только слушали, — горестно вздохнул Масклин.
— Вряд ли они на это способны, — отозвался Доркас, в сердцах пнув кучу пыли. — С моей стороны было глупостью на что-то надеяться. Канцелярские Принадлежности всегда чурались новых идей как огня.
— Простите, — произнес кто-то у них за спиной.
Они обернулись и увидели одного из священников, присутствовавших на аудиенции. Это был пухленький молодой ном с вьющимися волосами и неуверенным выражением лица. Он нервно теребил полу своей черной рясы.
— Я вам зачем-то понадобился? — приподнял брови Доркас.
— Э-э… я бы… я хотел бы поговорить… э… с этими Посторонними… которые явились Снаружи, — выдавил из себя священник и неуклюже поклонился в сторону Торрита и матушки Морки.
— Видимо, у тебя не так плохо со зрением, как у остальных, — усмехнулся Масклин.
— Э-э… да… — смешался монах и опасливо оглянулся через плечо. Коридор был пуст. — Я бы хотел с вами поговорить. Где-нибудь наедине.
Они обогнули угол какой-то балки.
— Ну? — обернулся Масклин к священнику.
— Эта штука, которая говорит… — начал тот. — Вы ей верите?
— Я думаю, она просто не умеет лгать, — ответил Масклин.
— Что это такое? Что-то вроде радио?
Масклин вопросительно посмотрел на Доркаса.
— Радио — это такая коробка, чтобы делать шум, — пояснил старик, гордясь своими познаниями.
— Вот как? — переспросил Масклин. — Тогда не знаю, — пожал он плечами. — Дело в том, что Талисман принадлежит нам с незапамятных времен. Говорят, номы принесли его с собой откуда-то издалека. Это было очень, очень давно. И теперь он переходит от поколения к поколению. Так, Торрит?
Старый ном неохотно кивнул.
— До меня им владел мой отец. А перед ним — его отец. А перед ним — дед, а перед ним — брат деда, а еще раньше — их дядя, а до того…
Монашек поскреб в затылке.
— Мы крайне обеспокоены тем, что происходит в Магазине, — сказал он. — Люди ведут себя как-то странно. Безвозвратно исчезают многие вещи. На стенах появились какие-то неведомые знамения. Такого раньше никогда не случалось. Даже аббат обеспокоен всем этим, он не может понять, что требует от нас Арнольд Лимитед (осн. 1905). Вот… э… — Он нервно скомкал полу своей сутаны и, помолчав, продолжил: — Я — помощник аббата. Меня зовут Гердер. Я должен заниматься теми делами, которыми он заниматься просто не может… И поэтому… Вот…
— Ну так что — вот? — потерял терпение Масклин.
— Не могли бы вы пойти со мной? Пожалуйста.
— А там есть еда? — спросила матушка Морки. Она всегда лихо тыкала пальцем в больные места.
— Я непременно об этом позабочусь, — сказал Гердер и торопливо засеменил по извилистым переходам между балками и проводами. — Пожалуйста, идите за мной. Прошу вас.
Глава 5
I. И были те, которые говорили: Видели мы в Магазине новые знамения, ниспосланные Арнольдом Лимитедом (осн. 1905), и смутились духом, и не могли понять значения их.
II. Ибо было то время года, когда должна начаться Рождественская Ярмарка, но знамения ниспосланные не были знамениями о Рождественской Ярмарке.
III. Как не были то и знамения Январской Распродажи или знамения, говорящие «Снова в Школу», и «Весенняя Мода», и Летняя Распродажа, и прочие, которые предвещали наступление всякого времени года.
IV. Ибо знамение, ниспосланное нам, говорило, что грядет Последняя Распродажа. И восскорбели мы в сердце своем.
Кланяясь и приседая на ходу, Гердер вел их в глубь территории Канцелярских Принадлежностей. Здесь все пропахло плесенью. Всюду лежали какие-то стопки. Масклину было сказано, что это книги. Он так и не понял до конца, зачем они нужны, но по тому, как Доркас говорил о них, догадался, что тот считает их чрезвычайно важными предметами.
— В них заключено потрясающее количество сведений, которые были бы нам полезны, и Канцелярские Принадлежности хранят их как… как…
— Как что-то очень хорошо охраняемое? — спросил Масклин.
— Именно. Именно так. Они не спускают с них глаз. Называется это чтением. Но чтецы ничего не понимают.
Талисман, который нес Торрит, зажужжал, и на его поверхности вспыхнуло несколько огоньков.
— Книги являются хранилищем знаний?
— Говорят, что они так ими и напичканы, — подтвердил Доркас.
— Крайне необходимо, чтобы вы имели доступ к книгам.
— Канцелярские Принадлежности держат их у себя, никого к ним не подпуская, — усмехнулся Доркас. — Они утверждают, что, если не знать, как правильно читать книги, прочитанное может ударить в голову.
— Сюда, пожалуйста, — произнес Гердер, отодвигая картонный барьер.
Ном, чопорно сидящий на груде подушек спиной к входу, явно их ждал.
— А, Гердер, — пробормотал он. — Входи, входи. Очень хорошо…
Это был аббат. Старик так и не обернулся к вошедшим.
Масклин потянул Гердера за рукав.
— Мы ведь были здесь совсем недавно, и ничего хорошего из этого не вышло. Зачем же начинать все сначала?
Гердер ответил ему взглядом, в котором явственно читалось: «Доверьтесь мне, у нас нет другого выхода».
— Ты уже распорядился насчет трапезы, Гердер?
— Нет, милорд, я как раз собирался…
— Так поди и займись этим!
— Хорошо, милорд.
Гердер бросил на Масклина еще один взгляд, на сей раз — тоскливо-отчаянный, и вышел прочь.
Номы напряженно замерли. На их лицах появилось выражение глуповатой растерянности. Они судорожно пытались сообразить, что же произойдет дальше.
Аббат заговорил:
— Мне уже почти пятнадцать. — В голосе его звучала усталость. — Я старше, чем иные отделы в Магазине. И я немало повидал на своем веку. Перед моим взором прошло множество странных вещей, не укладывающихся в сознании, но скоро я предстану перед Арнольдом Лимитедом. Тогда мне останется лишь надеяться, что я все же был праведным номом и по мере сил следовал своему долгу. Я так стар, что для многих номов во мне как бы воплотился сам Магазин. И они боятся — боятся, что, когда меня не станет, Магазину придет конец. А теперь приходите вы и говорите, что так оно и будет. Кто у вас главный?