Шрифт:
Глава 1. Гроб, гроб, кладбище
– …И этот несчастный юноша был прекрасен, безгрешен и чист. Он покинул нас… предадим его земле…
Я поморщился – кто покинул? Кого «предадим земле»?
Что за тоскливая речь, будто заупокойную читают…
Стоп, да это она и есть! «Юноша», «несчастный», «покинул»…
Я что, всё-таки умер?!
На мое лицо падали капли дождя, и, надо сказать, после леденящего озноба межмирового шва это было даже приятное ощущение. Теплые капли, барабанящие по щекам, лбу, сомкнутым векам, губам – не раздражали.
За одно мгновение я успел прожить несколько жизней, в условиях температуры абсолютного нуля и абсолютного отсутствия воздуха. Мой собственный мир погиб. И теперь, спустя вечность в пустоте меж мирами, я оказался в неизвестном мире. Мире, который встретил меня дождем и заунывным, наводящим тоску голосом.
Открыв глаза, я повертел головой и осмотрелся. И даже заливающий глаза дождь не помешал мне понять, что таки да – меня хоронят, будто мертвеца!
МЕНЯ. ХОРОНЯТ.
Меня, идеальную боевую единицу целого мира, посвятившего тренировкам и изучению магии столько времени, сколько живут целые поколения людей. Меня, могущественного настолько, что последний мой бой уничтожил целый мир.
Меня?
Хоронят?!
Невозможно!
Но как тогда объяснить, что я лежу в гробу, обитом изнутри белыми оборками, на белой подушке, одетый в простенький черный костюм, сложив ладони на груди и держа в них огромную ярко-алую розу.
Что ж, зато сразу становится кое-что понятно.
Во-первых, я не просто переместился из моего погибшего мира в другой, но ещё и вселился в чужое тело, хозяин которого умер, и сейчас его хоронили.
Во-вторых, это был «юноша», а значит, тело молодое, что уже неплохо само по себе. Было бы смешно и грустно одновременно, если бы меня занесло в тело скрюченной бабули.
Но вот что было совсем не смешно, и я почувствовал это сразу – со мной не было моего кинжала, а ведь с ним я никогда не расставался.
Я лишился того самого уникального оружия, которое берег до последнего – до решающего боя со своим извечным противником. Того самого могущественного артефакта, что мог резать само пространство, открывая проходы между мирами. Того, благодаря которому я смог сохранить хотя бы собственную жизнь – его при мне не было! Моего кинжала!
Конечно, всегда существовал вариант, что он просто не переместился со мной в этот мир, но это маловероятно. Не для того я его создавал.
Я уже хотел призвать кинжал к себе, но внутри гроба руку было не вытянуть, поэтому пришлось сесть.
Ну да, сесть в гробу.
Первым делом я обвел взглядом собравшихся вокруг людей. Их было не то, чтобы много – десятка полтора, и почему-то все взрослые, хотя, если меня занесло в тело «юноши», то и провожать меня в последний путь должны были мои ровесники, друзья и все в этом духе.
Только здесь не было никого моложе тридцати.
Все – в одинаковой черной одежде, под одинаковыми черными зонтиками, по которым одинаково стекали струи дождя, и даже выражение лиц было у всех одинаковым. Не скорбным и печальным, как положено тем, кто потерял дорогого человека, а скучающим. Будто
Они настолько скучали, что даже не сразу заметили, что я очень даже живой: смотрю на них и шевелюсь.
Лишь человек, читающий заунывную прощальную речь, поперхнулся на половине слова и захрипел, как будто его душили:
– Кх-х-хакого?!
И тут подхватили остальные.
– Мертвец о-о-о-жил! – взвизгнула одна из женщин.
– Живой тру-у-у-п! – вытаращился её кавалер. – Что происходит?!
– Мертвецы восстают из могил!!! – заорал ещё один.
Я опять окинул взглядом толпу.
– Какая такая могила? Вы меня в нее ещё не положили! Это всего лишь гроб!
– А-а-а-а-а-а-а-а-а! – на ультразвуке завизжала какая-то мадам и натурально хлопнулась в обморок, на руки едва успевшего подхватить ее хлыща.
Я же ухватился за край гроба, стоявшего на подставках возле свежевырытой могилы, и легко из него выпрыгнул. Очень легко, будто мое тело ничего не весило.
– Чур меня!.. Чур! – прошептал единственный одетый в белое человек, которому и принадлежал заунывный голос. – Изыди, тёмное существо! Изыди!
Он закрылся от меня книгой в золочёной обложке, как щитом, и медленно начал отступать.
Точно так же в моем мире демоноборцы защищались священными знаками от демонов, когда понимали, что не рассчитали сил, и вместо атаки приходилось переходить в оборону.
– Бу! – шутливо бросил я в сторону занудного, и он, икнув, отпрыгнул сразу на три метра назад.
– Сдохни окончательно, тва-а-а-рь!!! – раздалось с другой стороны. – Мёртвым – смерть!! Я что, зря тебе могилу копал?!
Мне даже не нужно было поворачиваться, чтобы понять, что там происходит.
Пусть это тело было мне незнакомо, пусть оно вело себя немного по-другому, но навыки-то никуда не делись. Навыки остались мои.
Меня не подвели ни слух, ни ловкость.
Всплески воды под чужими ногами, звон разбивающихся о твердый длинный предмет капель на высоте выше моего роста на две или даже три головы, и сам по себе вопль, дающий четкое представление о расстоянии до кричащего…
Я начал действовать, еще даже не повернув голову, но уже повернувшись телом. Поднял вверх сложенные ладонь к ладони вытянутые руки, и лопата в руках верзилы в резиновых сапогах, с густой бородой и закатанными рукавами клетчатой рубашки, вместо того, чтобы раскроить мне голову, скользнула черенком по моей правой руке.
Твердое полированное дерево приятным массажем прошлось по моей коже, и, позволив лопате спуститься на уровень пояса, я задействовал правую руку, обхватывая черенок и прижимая его к боку. А потом поднял левую ногу и врезал просто и банально – прямым в корпус.
Могильщик (а никем иным тип в резиновых сапогах, измазанных землей по самые голенища, быть не мог) пропустил удар точно в солнечное сплетение и выпучил глаза. Те едва не потерялись в его начинающейся прямо от нижних век рыжей бороде.