Уходимец
Шрифт:
Старик ударил себя ладонью по лбу. Глупая стала голова, какое ему дело до пришлых келе, пусть уходят, куда хотят, и не лезут больше к человеку!
Чтобы не думать о духах, в отлив Каменный Медведь взял мешок, и пошёл к дальней отмели собирать съедобные ракушки. Выбирал самые крупные, набрал полмешка. Пока возвращался, набрал ещё и морской капусты. Поднимаясь к стойбищу, совсем не смотрел в сторону яранги Лунного Песца. Пусть не думают келе, что они ему зачем-то нужны. Только самих келе в стойбище не было. Бросив мешок с ракушками на болтающиеся на вешалах нарты, шаман пошёл к яранге пришлецов. Свежих следов на траве не было.
«Ушли — таки»? Почему-то эта мысль не вызвала радости в сердце. Каменный Медведь заглянул в ярангу. Котлы с мясом стоят, мешки висят на стенке. Киснет баранья шкура, сложенная мездрой внутрь. Нет, не
«Потеряли дорогу? Люди обычно в пургу блудят, летом дорога всегда видна. Они чужие здесь, однако, могли заплутать. Даже гость из дальнего стойбища иногда теряет следы в чужих скалах. Келе, что принял облик странного зверя, может ли чуять дорогу, как собака? Ы-ых, откуда знаю?»
Старый шаман поднялся на место собраний, снова посмотрел вдоль побережья. Никого. И вдруг заметил две точки, ползущие к стойбищу со стороны перевала. «Что с ними станет, они же духи»- обругал себя Каменный медведь и пошёл к своей яранге. Нужно было ещё покрошить и залить тюленьим жиром морскую капусту и поставить вариться ракушки, нарезать и залить жиром водоросли.
«А дедушка нас пасёт всё плотнее. Вчера опять в ярангу лазил, все секретки посносил. Но ничего не берёт, только смотрит. Странный дед, за кого он нас с Махой принял? Не боится, но и близко не подходит. Наверно, заразы опасается. Смотрит издалека, но внимательно. Главное, изводить себя почти перестал, и нас с Марусей заодно. Привык наверно. И рыбу взял».
Так, силовая часть тренировки закончена, теперь растяжечку, черти её дери. «В первом классе свободно мог ногу коленом за голову заложить, а теперь всё скрипит, хрустит и не гнётся. Терпеть надо, и глубже, глубже… Абориген совсем близко подошёл, чуть не в затылок дышит… А я не вижу, и того, что Маха на него уставилась, в упор не замечаю, занят очень… Ещё ниже…»
Пара морщинистых, но сильных рук плавным движением помогла достать головой до земли, потом ещё раз, и ещё.
— Кэн торо бу, нынкай, кэн торо бу.
«Понять бы ещё, что это значит…. Фигня, продолжаем наклоняться…»
Выходишь из яранги, а у входа на шесте висит крупная рыбина. Вкусная, лосось гораздо вкуснее наваги. «Вот упрямые келе! Хотя очень похожи на живых существ. Если бы сам не видел, как они из-за границы мира пришли, принял бы за мягкотелого неизвестной породы и его домашнее животное. Запасы делают, к зиме готовятся, простые духи этим не занимаются, как волки они, налетели, сожрали, нагадили и понеслись дальше. Видно в том, другом мире, духи не похожи на наших. Опять же, тот что на человека похож, Землю слышит не хуже сильного шамана, но не камлает, а сидит ровно, и даже почти не дышит. Может быть, потому что второй ему всегда помогает?» Пока голова мысли перебирала, руки дело делали — сняли рыбу с шеста, распороли брюхо, вылили икру в деревянное корытце, мясо, плотное, красное, начали с хребта срезать. Вкусно. Особенно с черемшой. «Я взял у келе еду. Может, через эту рыбу они попытаются влезть в моё тело и похитить душу? Кому нужна моя старая душа! А рыба вкусная, может, самому на реку сходить?»
На следующий день оставшиеся в стойбище жители поднялись в одно время. И Каменный Медведь снова, опираясь на верное копьё, смотрел, как пришлые бегают, прыгают и вертятся. Потом двуногий келе начал что-то знакомое делать, только неправильно маленько. Он растягивал ноги! Зачем это ему? У келе нет плоти, видимость одна, а этот сел на свой тощий зад, ноги раздвинул, и к земле наклоняется, руки вытягивая то вверх, то вперёд. «Ы-ы, Каменный Медведь, ты не старый шаман, ты старый слепой дурак. Худые глаза стали, не видят того, что увидел бы и червяк, от рождения не имеющий глаз. Думал, в чужом мире другие духи, а то, что люди в другом мире тоже другие, не смекнул глупой своей головой. Стыдно, однако, сильно стыдно!»
И снова руки учителя, вырастившего много сильных воинов и охотников, оказались умнее его головы, легли на лопатки чужого, остановили ненужные рывки, заставили позвоночник идти плавной волной.
— Не спеши, мальчик, не торопись — сами вырвались изо рта привычные слова.
ГЛАВА 9
Из-за бесконечного полярного дня Роман окончательно
С тех пор, как шаман признал в нём человека, времени на сон у Ромы почти не осталось. Тренировки теперь затягиваются на несколько часов, старый учитель (Лао Цзы, блин, в натуре) заставляет часами стоять в неудобной позе, а уж обычное «дышите — не дышите» сумел превратить в изощрённую пытку. Зато Роман начал понемногу здешний язык осваивать, пока на уровне «твоя — моя» и «не понимаю», но вода камень точит. Одна беда — почти ничего из шаманского угощения Рома не смог себя заставить съесть. Когда старик вывернул в долблёное корытце из кожаного мешка куски вонючего мяса с такой же кровью, его новый ученик из яранги вылетел пулей. Прополоскало его в тот раз со страшной силой, половину тундры заблевал. С другой стороны, шаман от копчёной баранины нос воротит, похоже, соли они здесь совсем в пищу не употребляют. Так что, кроме свежатины, на совместных трапезах есть нечего. Зато старик показал, как кору карликовой ивы для еды готовить, довольно вкусно выходит. И щавель дед запасает, точно как Ромина соседка по офицерскому общежитию — варит, в тару закладывает, и горячим жиром сверху заливает. Только тара напрягает — не привык Шишагов заменять деревянную и глиняную посуду кожаными мешками. Речная вода на перекате журчит, плещет и бьётся о мокрые камни, разбрасывает брызги и пенится. Борода старого шамана развевается на ветру, который ударяет на вешалах одна об одну подсохшие пластины юколы. Машка развлекается — леммингов ловит, прыгает туда-сюда. Колышется под ветром кожаная поверхность походной палатки. Только бедный Шишагов не шевелится, сидит в поперечном почти шпагате между двух валунов, делает вид, что ему нравится. И дышит старательно. Восемнадцать ударов сердца вдох, восемнадцать ударов сердца выдох, и чтобы переход от одного к другому со стороны был незаметен! Старика Роман пока понимает через два слова на третье, но дед удачно привлекает для пояснений Ромин посох. Понравился ему, такой прочной и тяжёлой древесины шаман раньше не встречал.
Почему Роман в такой неудобной позиции завис? Всё просто. Через несколько дней после того, как абориген признал его человеком, Роман попробовал дедушку удивить. Загнал себя в боевой режим, и попытался показать, как бороться надо. И был дедом бит. Несильно, но обидно. Старый, внешне не напрягаясь, вытер Роминой спиной местную «танцплощадку». Ощущение от борьбы с ним такое, будто пытаешься стену с места сдвинуть. Каменный Медведь потом долго старался с Ромой толковать, да толку не вышло, Шишагов тогда кроме «есть», «иди» и «сюда» на его языке ни бельмеса ни понимал. Тогда дед стал таскать его по окрестностям, заставлял поднимать и бросать камни и плавник, приседать с грузом, прыгать с камня на камень и пытаться разорвать ремень из сыромятной кожи. Когда до ремня дошли, Рома уже сильно разозлился и ремешок всё-таки порвал. Что-то дедуля для себя о Романе понял, и со следующего утра Роман тренировку вёл по его указаниям. А сам старик попытался присоединиться к их с Махой медитациям.
Сначала плохо получалось, и у Ромы, и у шамана. Потом пошло глаже, причём дед въехал в тему первым. Роман потом понял, что само понятие слияния с миром в состоянии покоя для местных идея новая, здешние умельцы себя в транс вгоняли в движении, ритм бубном задавали — на этом концентрировались, и освобождали голову от ненужных мыслей. Ну, или съесть что-нибудь старались, либо дымком подышать. Постепенно и у Романа что-то получаться начало, тем более что учителя он с каждым днём лучше понимать начал. Язык у местных несложный оказался, слов в нём не так чтобы с избытком, только слова эти интересно по темам распределились. То, что охотничьих терминов в языке туземцев будет много, Роман понимал, или, к примеру, то, что слово «снег» разделится на полтора десятка разных «снегов». А вот то, что дух человека, с точки зрения Каменного Медведя состоял из дюжины разных «душков», причём часть из них между собой дружила, а часть воевала, оказалось полной неожиданностью.