Уходящая натура
Шрифт:
– Так пойдешь? – спросил он, схватив Женю в охапку и отрывая самолет от земли.
– Пойду, – спокойно ответила Женя, кладя на штурвал и свои руки.
Он решил брать быка за рога и ехать в ЗАГС не откладывая. В голову пришел Грибоедовский, где он, по счастью, бывал лишь на чужих регистрациях. Через пару часов он вводил Женю в главный московский дворец «бракосочетаний», впервые заметив, что дурацкая тавтология назойливо, помимо вывески, повторялась барельефом над входной дверью.
Принимавшая заявления дама с гордостью за своё учреждение уведомила об очереди на регистрацию,
– Если хотите быстрее, советую выбрать другой ЗАГС, – заключила она, оглядывая жениха и невесту и не без любопытства ожидая от них решения.
– Не торопись – опоздать всегда успеешь, – неожиданно и несколько отстраненно отозвалась Женя на предложение ускорить перемену своего статуса переменой места.
И хотя шутка ему не понравилась, он продолжил в том же духе, пародируя Горбачева:
– Нам главное – нАчать. Так что, пожалуйста, оформляйте.
Дама по видимости довольная их решением, заглянула в свой кондуит и, не исключено, что в порядке поощрения, вписала в заявление дату накануне Нового года. Она выдала им купоны на льготное приобретение обручальных колец и посещение cалонов для новобрачных вкупе с суперэлитной парикмахерской “Чародейка”, постричься в которой обычным гражданам было труднее, чем зарегистрировать свой брак в Грибоедовском ЗАГСе. Однако честно предупредила, что ничего не гарантирует «из-за быстрых и непредсказуемых изменений во всём».
Женя предложила обойтись без колец, сославшись на то, что никогда не придавала им значения, и заставив его вспомнить историю своего первого супружеского кольца.
…Однажды вечером, когда они с женой, в очередной раз дойдя до каления, дискретно перемещались по безлюдной разделительной аллее Ленинградского проспекта, он снял кольцо с пальца и в отчаянии брякнул: «Хочешь я его выброшу?» Услышав в ответ: «Хочу», он в сердцах швырнул кольцо, улетевшее вкосую от узкой дорожки, во всех смыслах неумолимо тесной для них обоих. Жена, априори не поверившая в его поступок, разрыдалась и потребовала найти кольцо. И он действительно, к своему изумлению, его разыскал – угадав примерное место падения и исследуя всё, что блестело в невысокой траве, подсвеченной оказавшимся неподалеку шоссейным фонарем. Увидев кольцо, жена успокоилась и уверенно заявила: «Ты не мог его найти, значит, никуда не бросал»… Он перестал носить кольцо, когда объявил жене о разводе, ещё не имея своего жилья – снял и положил в семейную шкатулку. А когда, покидая квартиру, хотел забрать вместе с личными вещами, нашел кольцо переплавленным под меньший размер и оставил лежать на месте…
Готовность Жени остаться неокольцованной позволяла хоть в чем-то суеверно не повторять неудавшийся ритуал. Но за её предложением мерещилась скрываемая безрадостность предстоящего обряда. Для праздника в нем не доставало отнюдь не кольца, и ей не хотелось, чтобы оно служило постоянным напоминанием этой недостачи. Он мог ошибаться в подобной Жениной мотивации, но вдохновляющих контраргументов в голове не возникало. Зато добавился аргумент в продолжавшую о себе напоминать «копилку». Случалось, что Женя это замечала и замыкалась в себе. Её гнетущее молчание и отсутствующий взгляд наводили на мысль, что она обо всем догадывается, и что ей нечем рассеять его меланхолию. Он не находил выхода
Кромешные моменты приходили и уходили, омрачая, но не останавливая их подготовку к свадьбе и последующему семейному житию. Женины родители предложили «молодым» обосноваться у них и даже были готовы разменять свою трехкомнатную квартиру. Но он убедил Женю перебраться к нему, рассчитывая в перспективе заработать на собственную жилплощадь.
Невеста сама взялась за шитье свадебного платья («костюма», как позднее случайно проговорилась будущая теща), подобрав для этого в одном из магазинов восхитительный белый атлас. Повезло и жениху – им попалась отличная английская шерсть, и он уже побывал в ателье на первой примерке.
Отметить свадьбу они пожелали только с близкими из первого ряда, планируя уместиться в его жилище, чтобы сразу, ночным поездом махнуть в Питер – встретить Новый год и пообщаться с городом, недавно вернувшим свое родное имя. Предстоящая поездка и для него была возвращением в еще одно заповедное место, где для праздника когда-то так не хватало Её…
Он познакомил Женю со своими друзьями и их жёнами, в компанию которых, несмотря на возрастные различия, она достойно вписалась. По случаю Женя представила ему единственную подругу – ту самую соратницу и будущую свидетельницу на их торжестве. И он намеревался призвать в свидетели своего лучшего друга. Но тот его упредил, признавшись хотя и с экивоками, что подозревает слишком молодую в сравнении с женихом невесту в потаенной корысти, и предостерегая от ошибки.
Друг был прагматик, любил и оберегал семью, что не мешало ему легко и регулярно изменять жене, но был настоящим другом и не мог не предупредить его о возможной опасности. Предупреждение сыпало соль на рану, но обида на друга подступала не за это, а за Женю, тем более что к его первой невесте друг когда-то отнесся вполне лояльно – тут у них с матерью произошла забавная рокировка. Он уверил друга, что Женя не совместима с корыстью и коварством, как гений и злодейство (на этот счет ни Женя, ни Пушкин у него сомнений не вызывали).
И всё же подозрения друга и его подозрения росли из общего корня. Женя его не любит – вот какую рану солило чутье опытного ловеласа. И ему опять становилось не по себе. Правда, пока это был скорее вопрос, чем утверждение, но задавать его Жене казалось нелепым, хуже того – способным, как в квантовой механике, отразиться на результате. Он предполагал, что Женя уходит от ответа даже самой себе, а поскольку врать не захочет, вынужденный ответ станет мучительным для обоих.
Сознавая, что неведение означает позицию страуса (ведь если Женя его не любит, то она не Она, не его половинка), он малодушно боялся потерять то, что оказывалось на удивление готовым заслонить истину. Будто нарочно, когда он перед самой свадьбой заскочил к Жене и проходил мимо кухни, где за закрытой дверью хозяйничали родители, он услышал, как мать сказала отцу с упреком в голосе: «Ты помнишь, что с ней было, и как мы её еле вытащили?». О чем у матери появился повод вспомнить, как не о финале прошлого «замужества» дочери?