Уитни, любимая. Том 2

Макнот Джудит

Боже, каким гнусным спектаклем была их жизнь! Каждый взгляд жены, каждое слово, каждая ласка — все притворство, мерзкое, отвратительное притворство!

Пальцы медленно сжались в кулак, сминая листок бумаги в тугой комок. Боль в душе начала притупляться, и ее место заняла холодная черная ярость. Клейтон машинально швырнул измятую записку на пачку бумаги, попытался задвинуть ящик, но он застрял. Что-то не давало ему закрыться до конца: крохотная белая распашонка с буквой «У», вышитой на воротничке!

Клейтон долго разъяренно смотрел на

нее и, резко рванув, поднес к глазам. Так вот что он должен был найти! Как трогательно с ее стороны! Неизменная склонность к мелодраматическим эффектам!

Клейтон, брезгливо поморщившись, швырнул на пол белый лоскуток и, растерев его каблуком, повернулся, чтобы выйти.

— Вижу, ты нашел его, — прошептала Уитни с порога, не отводя потрясенного взгляда от трогательной распашонки под ногами мужа.

— Когда? — ледяным тоном осведомился он.

— Думаю… через… через… семь месяцев. Клейтон пристально смотрел на Уитни, и она почти чувствовала исходившую от него безумную злобу.

— Мне этот ребенок не нужен! — с намеренной жесткостью, подчеркивая каждое слово, процедил он сквозь зубы.

Кларисса и Мэри, маячившие на балконе, чтобы полюбоваться счастливым лицом хозяина, в ужасе сжались, когда он почти пробежал мимо них и быстро спустился по ступенькам, двигаясь с бешеной решимостью, угрожавшей смести всякого, кто окажется на пути. Входная дверь с оглушительным грохотом захлопнулась; Кларисса медленно повернулась и направилась в комнату Уитни, но, потрясенная, замерла на пороге при виде зрелища, представшего перед ее глазами.

Уитни стояла на коленях около бюро, плечи судорожно вздрагивали от безмолвных рыданий. Голова была откинута, и слезы струились ручьями из-под закрытых век.

С пальцев свисала маленькая белая распашонка с синей буквой «У», любовно вышитой на воротничке. — Не плачь, дорогая, не плачь, — беспомощно повторяла Кларисса, наклоняясь, чтобы помочь Уитни встать. — Ты повредишь ребенку.

Но Уитни не в силах была перестать плакать. Она всхлипывала, пока не заболело горло.

«Мне этот ребенок не нужен!»— Бесчеловечные слова ядовитой змеей обвили ее сердце, сжимая и сдавливая его так, что воздух не проходил в истерзанные легкие.

Когда небо чуть посветлело, Уитни повернулась на бок и посмотрела в окно. Она лежала одна в постели, одна впервые со дня свадьбы. Клейтон не хочет ее ребенка, их ребенка! Неужели не собирается признавать его? Нет, он не может… не имеет права… Почему? Из-за чего?

Уитни зажмурилась и отвернула голову. Он, очевидно, хочет заставить ее отдать ребенка, сразу же нанять кормилицу и отослать малыша с глаз долой в одно из своих поместий. Неужели его любовь к ней настолько эгоистична, что в ней нет места для их ребенка?

Всего несколько часов назад она и сама не понимала, как отнестись к своей беременности. Зато знала теперь: непонятная ярость Клейтона пробудила в ней стремление защитить беспомощное создание — чувство настолько неукротимое,

что потрясло все существо Уитни. Она никогда не позволит ему отнять у нее малыша. Никогда!

Уитни проснулась очень поздно. Голова болела и кружилась, тошнило так, что казалось, вот-вот вывернет наизнанку, но она заставила себя встать и спуститься к завтраку. Прибор Клейтона все еще стоял на столе.

— Его светлость сказали, что сегодня у него нет аппетита, миледи, — сообщил слуга.

Уитни что-то пожевала исключительно ради ребенка и отправилась на долгую прогулку через парк, мимо переливающихся всеми красками цветочных клумб, к берегу озера, по спокойной глади которого плыли лебеди, и наконец набрела на белую беседку с видом на озеро. Войдя внутрь, она села на одну из ярких подушек, разбросанных по скамьям, и провела здесь два часа, пытаясь привести в порядок хаотически метавшиеся мысли, осознать, что она все та же Уитни Уэстморленд, которой была вчера, и не перенеслась в другую эпоху и другое время.

Вернувшись в дом, она медленно поднялась по лестнице и обнаружила, что камердинер Клейтона и трое лакеев выносят чемоданы и тюки с вещами из спальни Клейтона.

— Что происходит? — задыхаясь, спросила она у Мэри. — Объясните, почему они уносят вещи моего мужа?

Уитни чувствовала, что медленно сходит с ума. Спаситель, что же теперь делать?!

— Его светлость перебирается в западное крыло, — пояснила Мэри, стараясь говорить спокойно и равнодушно. — Мы перенесем ваши вещи в его спальню, а из вашей комнаты выйдет превосходная детская, когда придет время.

— Вот как, — прошептала Уитни, сознавая, что не сможет жить в этих покоях одна, без Клейтона. — Вы не покажете мне, где его новые комнаты? Мне… нужно кое о чем спросить его светлость… мы собирались поехать…

Мэри подвела хозяйку к высокой двери в западном крыле и тактично оставила одну.

Уитни вошла в комнату. Клейтон был здесь сегодня, был и ушел. Сорочка брошена на стул, перчатки — на постель. Она медленно побрела в гардеробную, провела пальцем по ручкам щеток из черного оникса и усилием воли подавила слезы, угрожающие, снова хлынуть из глаз. Открыв гардероб, Уитни долго терзала себя, разглядывая одежду мужа. Какие широкие плечи должны быть у мужчины, который носит эти куртки… Такие широкие плечи… Она всегда любила его плечи. И глаза.

Уитни направилась было к двери, но тут появился Клейтон. Не говоря ни слова, он прошел мимо, шагнул к гардеробной и начал раздеваться. Она последовала за ним и, не сумев скрыть слезы, прошептала:

— Почему ты делаешь это, Клейтон?

Он рывком стащил сорочку, но не спешил ответить.

— Из-за… из-за нашего ребенка? — не отставала Уитни.

— Из-за ребенка, — коротко поправил он, окинув ее презрительным взглядом.

— Ты… ты не любишь детей?

— Детей от другого мужчины, — ледяным тоном выпалил Клейтон и, швырнув сорочку на пол, обернулся и, больно сжав ее локоть, потащил к выходу.