Украденное счастье
Шрифт:
Тогда начальник стал расспрашивать мать Промоды.
— Нам помог тот, кто охранял вчера дом моего зятя! — ответила мать Промоды.
— Как его зовут?
— Как зовут его, я не знаю, но он не раз приходил к нам в дом, он был другом моего Годадхорчондро. А потом он же погубил Годадхорчондро: и деньги взял, и в тюрьму отправил! — рассказывала мать.
— А вы можете узнать его, если увидите? — спросил полицейский.
— Почему же не узнать, конечно, узнаю!
— Расскажите же, кто взял деньги и погубил Годадхорчондро.
— Годадхор и он вместе распечатывали чьи-то письма и брали вложенные в них деньги.
Не успела она докончить свой рассказ, как к ним подошел Ромеш.
— Охранник, напрасно я тебе дала деньги. Все равно все пропало — и мое, и дочкино! — обратилась она к нему.
— Кому ты дала деньги? — переспросил полицейский.
— Да вот ему, — и мать Годадхора указала на Ромеша.
Ромеш притворился изумленным:
— Ты мне деньги давала?
— Конечно, тебе! — подтвердила она.
— Нет, ты ошиблась! — возразил Ромеш.
— Зачем лжешь? — возмутилась мать Годадхора. — Не знаю я тебя, что ли? Ты однажды взял у Годадхорчондро сто рупий, а вчера опять тебе моя дочь дала двадцать пять рупий. Я тебя хорошо знаю! И как мне тебя не узнать? Не раз и не два я тебя видела. Ведь ты дружил с Годадхорчондро. Не ты ли приходил к нам ежедневно?
Ромеш ничего не мог возразить на это. Полицейский больше не сомневался. Он тут же велел связать Ромеша. Но тот все-таки стал оправдываться:
— Господин, я не виноват. Вы еще ответите за это! Не считайте меня таким простаком! Я полицейский!
— Ты полицейский, а я разве не полицейский? — возразил тот. С этими словами он написал ордер на арест и передал двум полицейским Ромеша.
После трехсуточного сна дарога Динбондху-бабу очнулся. Благодаря заботе и лечению он был спасен. Придя в себя, он рассказал судье все, как было. Доктор исследовал бутылку.
— В бутылке была водка, смешанная с опиумом, — заявил он.
Арестовали Рамдхона. Но вскоре он был освобожден, так как установили его невиновность. Он не подсыпал опиума в водку. Но кто же это сделал?
Неподалеку от дома Шошибхушона жил один лекарь. Он сообщил следующее:
— Однажды вечером Ромеш-бабу сказал, что у него сильные боли в желудке, и попросил у меня опиума. Однако Ромеш-бабу не уплатил за него. До сих пор, по моим записям, за ним числится долг за опиум в четыре аны.
Показания доктора были сообщены полиции. Через три дня пришел приказ доктору ехать в Кришноногор для дачи свидетельских показаний. Там доктор рассказал, что в такой-то день Ромеш вечером под предлогом болезни взял у него на четыре аны опиума. Сопоставили числа, и выяснилось, что в тот же вечер Динбондху-бабу впал в бессознательное состояние. Виновность Ромеша была полностью установлена. Стали выявляться и другие его преступления. Во-первых, он вынимал деньги из писем, во-вторых, брал взятки; за взятку, например, он выпустил из дома Промоду и ее мать; чуть было не стал причиной смерти дароги Динбондху-бабу, подлив ему в водку опиума. Ромеш, несмотря на то что был
— Можете сказать что-нибудь в свое оправдание? — спросил его судья. Ромеш молча опустил голову. Присяжные единогласно признали его вину. Судья приговорил его к пожизненной ссылке на одном из отдаленных островов.
ЧТО БЫЛО ПОТОМ
Гопал провел ночь, полную терзаний. Юноше казалось, что этой ночи не будет конца. Люди называют ночь великой утешительницей, но всем ли она приносит желанный покой? Только не тем, чью душу сжигает неугасимое пламя горя, не тем, кто болезнью прикован к постели, не тем, кто мучается в нужде, — всем этим несчастным ночь приносит еще большие терзания. Приближение ночи наполняет их души отчаянием. Желанный покой доставляет ночь тем, кто лежит на мягкой постели, кого слуги и служанки беспрерывно обмахивают опахалом; балованным красавцам приносит она покой. Да почему бы и нет? Разве может она обойти тех, кому все лижут пятки?
Настал рассвет. На востоке показалось солнце. Бахадур сахеб [67] раскрыл окно и выглянул на улицу, подобно второму солнцу. Железнодорожные служащие в куртках и сандалиях занимались каждый своим делом. По телеграфу летели сообщения. Громко били часы, торопя пассажиров брать билеты. Пыхтя, подошел поезд. Прозвенел звонок отправления. Дежурный по станции поднял флажок и крикнул: «All right!» [68] . И огромный стальной конь, сотрясая землю, ринулся вперед.
67
Почтительное обращение к начальнику; здесь имеется в виду начальник станции.
68
Все в порядке! (англ.).
Поезда приходили и уходили. Гопал совсем измучился. За одну только ночь его лицо сильно осунулось.
Пробило десять. Только тогда начальник взял с Гопала плату за билет и отдал приказ отпустить его. В это время подошел поезд, идущий в Шрирампур.
В поезде Гопалом опять овладели беспокойные думы. То ему казалось, что Шорнолота погружена в глубокое горе, то приходило в голову, что она покончила жизнь самоубийством. Даже подумать страшно! Ведь если Шорна покончила с собой, то он один виноват в этом!
«И зачем я уснул? — терзался Гопал. — Может быть, уже состоялась свадьба Шорнолоты, может быть, бедной девушки нет в живых! Тогда нет мне прощения!»
Наконец, поезд прибыл в Шрирампур. Гопал, взволнованный, вышел из вагона, отдал билет и покинул станцию. После долгих расспросов он достиг того места, где находился дом Шошанко. Но вместо дома он нашел только кучи пепла да полицейских, бродящих вокруг. При этом зрелище сердце Гопала заколотилось, ноги подкосились, голова пошла кругом. Он решил, что Шорнолота действительно покончила с собой. Схватившись за голову, он присел на краю дороги. Мимо прошел полицейский. У Гопала не хватило смелости расспросить его обо всем. Через некоторое время, собравшись с духом, он встал и, подойдя к куче пепла, робко обратился к дароге: