Украденные ночи
Шрифт:
— Да вы, похоже, специально изучали яды и все, что с ними связано.
— Можно сказать и так. Когда я был маленьким, у меня был гувернер, страстно любивший растения. Ботаникой мы занимались больше, чем всеми остальными науками, вместе взятыми. От него я узнал, что самые прекрасные растения, как правило, и наиболее ядовиты. Возьмем, к примеру, дельфиниум. Что за прелестный цветок! Но его семена и листья способны убить. Они также содержат смертельный яд.
— Очень полезные сведения.
— Чрезвычайно. На Цейлоне, конечно же, имеются другие, не менее губительные растения. Там их, пожалуй, даже больше, чем
— Но эти знания не относятся к числу полезных, во всяком случае, если вы ведете добропорядочный образ жизни. Разве что…
Мы стояли в саду, и я остро ощущала окружающую нас тишину. Внезапно меня опять охватила тревога. Позже я истолковала ее как предчувствие.
Я содрогнулась, едва заметно, но он это заметил.
— Вы замерзли, — произнес он, и я поразилась, как изменился его голос. Он звучал почти нежно, и меня это глубоко тронуло. Я смотрела на него, как зачарованная.
— Поехали, — опять заговорил он. — Скоро стемнеет. Или вы хотите заблудиться в этом лесу?
— Со мной этого случиться не может, — возразила я. — Я отлично знаю дорогу.
— Как прекрасно всегда знать дорогу, — эхом отозвался он.
Он обнял меня одной рукой, а когда я отодвинулась, негромко рассмеялся.
Мы направились к лошадям, вскочили на них и поскакали домой.
На следующий день бричка доставила нас на станцию, а поезд — на вокзал Ливерпуль-стрит, где мы взяли кеб и отправились на Харли-стрит.
Мы с Клинтоном Шоу два часа ожидали в приемной. Я думала, что отец уже никогда не выйдет из кабинета. Мы почти не разговаривали. По крайней мере, он понимал, в каком я состоянии. Хотя, если быть честной, то следует признать, что он очень изменился и нисколько не напоминал дерзкого самоуверенного человека, мысли о котором мне никак не удавалось отогнать.
Наконец нас пригласили войти.
Отца в кабинете не было.
— Он лежит в соседней палате, — успокоил нас врач. — Осмотр совсем его измучил.
Врач был знаком с Клинтоном Шоу, по всей видимости, договорившемся об этом приеме. Он же представил меня как дочь пациента.
— Боюсь, что у меня для вас нерадостные новости, — заговорил врач. — Его легкие в ужасном состоянии. Ему осталось жить недель шесть… от силы два месяца.
У меня перехватило дыхание. Так, значит, я нашла отца только для того, чтобы тут же потерять его! От горя я не могла сказать ни слова.
Сидящий рядом со мной Клинтон Шоу взял меня за руку и крепко ее сжал. Впервые за время знакомства я была искренне рада его присутствию.
— Он нуждается в особом уходе, который невозможно обеспечить дома, — продолжал врач. — Поэтому я направляю его в собственную лечебницу, где он будет находиться под постоянным наблюдением. Вам следует иметь в виду, что надежды на улучшение почти нет. Но мы предпримем все, что будет в наших силах, кроме того, в последнее время были сделаны определенные открытия… Кто знает… И все же, мисс Ашингтон, вам следует смириться с тем, что мы мало чем можем ему помочь. Разве что облегчить его страдания и сделать его последние дни как можно менее мучительными.
Я склонила голову.
— Мы сможем его навещать?
— В любое время. Лечебница расположена неподалеку. Смею вас заверить, ему нигде не будет лучше, чем там. Он настроен философски. Думаю, он еще до визита сюда знал, что жить ему осталось недолго.
Я встала. Клинтон Шоу последовал за мной. Он взял меня под руку, и мы вошли к отцу.
Это оказалось легче, чем я ожидала. Скорее всего, это было как-то связано с Клинтоном Шоу. В его присутствии я была обязана продемонстрировать стойкость. Я не хотела, чтобы он видел всю глубину моего горя.
Отец улыбался. Да, он знает, что отсюда поедет в лечебницу. Мне даже показалось, что он ожидал подобного поворота событий.
— Я буду часто тебя навещать, — сказала я.
— Милая моя Сэйра, я буду счастлив тебя видеть.
Вскоре за ним прибыл экипаж. Мы поехали с ним и убедились в том, что его поселили в очень уютной комнате. Клинтон Шоу оставил нас вдвоем, и какое-то время мы беседовали, бодрясь изо всех сил. Он так заботился о моем настроении, что тревожиться о себе ему было просто некогда. Клинтон Шоу вернулся и принес отцу книги и газеты, за которыми он ходил, а потом подошло время попрощаться.
На обратном пути я молчала. Клинтон сидел напротив, сочувственно глядя на меня.
Мы уже подъезжали к вокзалу, когда он наклонился вперед и коснулся моей руки.
— Вы были бесподобны, — прошептал он.
Я почувствовала, что мои губы задрожали, и отвернулась.
Удивительно, как быстро человек может смириться с данностью и как быстро привыкает к переменам в ритме и образе жизни.
Теперь я часто (практически через день) навещала отца. Иногда со мной ездили тетки или Клинтон Шоу. Он теперь лишь изредка наведывался в Грейндж, хотя его комната по-прежнему находилась в полном его распоряжении, случись ему нас проведать. Он снял номер в одной из гостиниц Лондона. Несколько раз мы встречались после того, как я побывала у отца, и мы вместе возвращались в Грейндж.
Болезнь отца до глубины души потрясла теток. Очередное крушение планов тетя Марта вообще восприняла как личное оскорбление, хотя оставалось неясным, кто именно его нанес.
Она мечтала о званых обедах и пышных балах, на которые собиралась приглашать всех соседей с дочерьми брачного возраста. Теперь ее планы рухнули. Моя мать очень своевременно умерла, расчистив дорогу для нового брака. Но затем Селия повела себя самым непредсказуемым образом, исчезнув с нашего горизонта. Она написала нам из отеля в Саутгемптоне и сообщила, что вместе со своей кузиной уезжает на неопределенное время за границу. Она также пообещала связаться с нами сразу по возвращении. По ее мнению, мы слишком крепко сдружились, чтобы разойтись как в море корабли. Все же она очень разочаровала тетю Марту. И вот наконец отец дома… в ее полной и безраздельной власти. Поскольку Селия капитулировала, Марта твердо решила подыскать ему другую невесту. И что же! Он взял и заболел, да так серьезно, что даже тете Марте было ясно, что о свадьбе не может быть и речи, уже не говоря о зачатии сына, жене которого предстояло бы носить ожерелье Ашингтонов. Все это напоминало мне историю о доме, который построил Джек, и мне было бы невероятно смешно, если бы не было так грустно.