Укротить хищника
Шрифт:
— Да это я виноват, — решив, что уже пора помогать Петровичу, вклинился в разговор. Постарался говорить чуть заторможено, словно пьяный. Судя по тому, что в глазах Грача промелькнуло презрение, и он расслабленно откинулся на спинку своего стула, он поверил в мой спектакль. — У меня планы поменялись на ближайшие дни. И я подумал — может перенесём сделку на завтра?
— Это что, шутка такая? — теперь всё внимание Грачёва было обращено на Петровича. Улыбка исчезла. — Он вообще не понимает, что так дела не делаются?!
— Ой, да ладно! —
— А к чему такая спешка, если не секрет?
— Да не секрет, так-то. Думал, теперь, когда племянники дома, а нянька их испарилась в неизвестном направлении и не достаёт меня — заключили бы завтра сделку, а послезавтра я бы рванул в тёплые края. Девушке одной пообещал на море съездить. Не хочется теперь балаболом перед ней выглядеть — уж больно хороша! Нет, если для вас проблема завтра всё провернуть, то ради бога, можем по плану. Придумаю какую-нибудь отмазку для неё, не вопрос!
— Слышал, у вас племянники в больницу попали? Уже поправились, надеюсь?
— Ничего серьёзного и не было: переели чего-то, вот живот и прихватил. А няня запаниковала и вызвала скорую. Сегодня пацаны уже вернулись домой. Как раз перед тем, как нам с Петровичем уезжать, приехали.
Сканирующий взгляд Грача по нашим с Петровичам лицам, ища признаки лжи и обмана про местонахождение пацанов. Постарался чтобы вид у меня был не слишком торжествующий и злорадный.
Судя по тому, как он нахмурился — поверил моим словам.
— А что с няней-то произошло? Почему испарилась? — вкрадчиво спросил Грач, прощупывая теперь почву на предмет важности Светы для меня, как я понимаю.
— Да мне как-то по фиг, — постарался вложить в голос полный пофигизм в отношении того, что девушка исчезла. — Пропала и пропала. Не появится, другую найму. Ну так что, заключаем сделку завтра?
— Мне нужно подумать, — то, как забегали глаза Грачёва, показывало что он в растерянности от поступивших сведений с моей стороны. И что делать дальше не знает — то ли согласиться, то ли проверить всё-таки эту информацию.
— Если позволите, я отвечу в течение часа, — поднимаясь со стула и показывая тем самым, что нам пора на выход, ответил он. Понятно — решил проверить.
А уходить нам было рановато — Олег ещё не маякнул.
Облегченно выдохнул, когда Петрович заговорил:
— Захар Александрович, раз уж мы здесь, я хотел бы один вопрос уточнить по поводу седьмого пункта договора.
— Что именно вы, Иван Петрович, хотели уточнить? — снова сел Грач.
Я принял скучающее выражение лица, делая вид, что мне это не особо интересно. Мысленно отсчитывал минуты, стараясь понять — как ещё долго нам нужно тянуть время.
Насчитал десять, прежде чем увидел, как Петрович посмотрел на экран своего телефона, который держал в руке. Он прочитал сообщение, по-быстрому закруглил разговор и поднялся со словами:
— Будем
И уже когда мы все втроём выходили из кабинета, Петрович чуть улыбнулся и кивнул мне, подтверждая, что Олег похоже справился.
Глава 42
В моём представлении Грачёв был пожилым мужчиной и обязательно неприятной наружности — уж такой образ у меня сложился, судя по рассказам дяди Вовы, Ивана Петровича и Сергеем. Ведь когда рассказывают про человека, который способен на такие жуткие вещи, то всегда представляешь себе что-то некрасивое и отвратительное.
Полным шоком стало то, что он оказался не таким старым, как я думала. Да и внешность очень даже приятная, как ни странно.
Единственное что выдавало его мерзкую натуру — это взгляд. Взгляд человека, который думает, что ему всё дозволено. И самое страшное, абсолютно уверенного в том, что ничего ему за это не будет. Этакий хозяин жизни, для которого убийство детей, которые мешают его планам — это раз плюнуть.
В последствии, когда я рассказывала о времени проведённом в подвале, многие моменты просто-напросто не могла «воспроизвести». Словно память — это одна большая картина, состоящая из пазлов-воспоминаний. И из этого полотна кто — то выдернул большую часть кусочков. И как бы я не пыталась вспомнить то, что «потеряла» — ничего не получалось.
Возможно, это последствия лекарства или какого-то наркотика, а возможно — я просто не хотела оставлять в своей памяти страшные для меня вещи.
Но две вещи я помню чётко — боль и один и тот же вопрос.
Первая — один и то же вопрос, повторяющийся раз за разом: «Куда ты дела пацанов?», на который я не отвечала, и после чего следовала расплата за моё молчание.
И вторая — боль от ударов Грача, которые он наносил сам, без привлечения своих людей. Это были либо пощечины по лицу, либо удары кулаком в область живота. Упасть при этом на пол не давали — один из тех, кто был в парке и привёз меня сюда, постоянно находился позади и держал за плечи по приказу своего хозяина.
Даже не услышала, когда он дал команду своему человеку меня отпустить. Именно тогда я и полетела на пол после пощечины Грача. В это же время прервала своё молчание, посчитав, что к этому времени Олег уже должен был доставить близнецов к Сергею.
Когда я ударилась головой и стала терять сознание — для меня это стало спасением. Как бы не старалась казаться храброй, но я не знала — выдержу ли такой вид насилия над собой? Это была последняя мысль, промелькнувшая перед тем, как мне провалиться в темноту.
Из беспамятства на несколько секунд меня выдергивали голоса, которые я слышала, но не понимала: ни что говорят, ни кто это был.
Первые осознанные мной голоса — такие родные детские голоса близнецов. И слова, произносимые почему-то шепотом: