Укус змеи (сборник)
Шрифт:
Пока Татьяна размышляла, Миша в ванной копался в грязном белье, доставал из ящика свое нестираное. Ему было неприятно, брезгливо морщился. Естественно, что белье вперемешку. Приходилось отделять свои трусы от Таниных, свои майки от ее бюстгальтеров, сорочки — от блузок, носки — от колготок. В сортировке грязного белья Миша, со свойственной ему способностью давать определения мгновениям жизни, увидел символ окончательного разрыва со старой семьей.
— Не пущу! — Татьяна стояла в проеме спальни. Руки в стороны развела, грудь вперед, на лице готовность к драке. — Ты не посмеешь уйти!
Получалось нелепо — Таня загораживала
Миша пожал плечами, развернулся и пошел на выход. Он покинул дом с узелком грязного белья.
«Карман-то ему не зашила!» — первое, что пришло в голову Татьяне, когда за мужем захлопнулась дверь.
В случившееся по-прежнему не верилось. Немыслимо, чтобы ее жизнь после двадцати минут глупого спектакля перевернулась! Муж пошутил, разыграл, дурачился. Он обязательно вернется, придет, никуда не денется!
Татьяна бросилась разбирать чемодан, возвращать вещи на место. Ее руки дрожали, шелковые галстуки скользили, падали на пол. Пустой чемодан не хотел возвращаться на антресоль, полз обратно. Таня сражалась с чемоданом с таким упорством, словно от победы над этой бездушной вещью зависела судьба.
Потом Татьяна нервно ходила вокруг обеденного стола в большой комнате. Наматывала круги, смотрела на часы. Когда же Миша вернется? Десять минут девятого, двадцать, тридцать… Ровно в девять она замерла, сообразив, что почти час кружит как безумная. И Миша не придет! Он ведь так и сказал!
Тане казалось, что она бурно рыдает. Но на самом деле, свернувшись калачиком на диване, она тоскливо выла и скулила, как выброшенный на улицу щенок. Заставила себя подняться, выпила тройную дозу успокоительных капель.
Легла в покинутую супругом постель и долго ворочалась, одинокая и несчастная. То ли в бреду, то ли в полусне казалось, что кровать кишит змеями, похожими на шелковые галстуки мужа. Змеи подбирались к Татьяниному горлу, обвивали, хотели задушить. Борьба с пестрыми гадами утомила. И под утро Таня, неожиданно забыв про главное горе своей жизни, вдруг испугалась тому, что не выспится, что после бесслезных рыданий и бессонной ночи лицо ее будет похоже на сваренную неделю назад картошку в мундире. А завтра, то есть уже сегодня, ей предстоит несколько встреч-переговоров, на которых требуется выглядеть на все сто. Прийти распустехой на переговоры для Татьяны то же самое, что дирижеру выйти на концерте в подштанниках. «К чертовой бабушке! — послала кого-то Татьяна. — Убирайтесь вон! Я должна поспать два часа. Всем молчать!» — и через секунду ухнула в черный провал глубокого, без сновидений сна.
Глава 2
Случись трагедия у Лизаветы
Случись подобная трагедия в жизни Лизаветы, ближайшей подруги Татьяны, ученики младших классов были бы в восторге. Потому что их учительница пения Елизавета Петровна не вышла бы на работу. Не приведи господи, муж Коля оставил бы Лизавету! Она валялась бы пластом на диване, со взором в потолок, не ела, не пила — пока не погибла бы, завянув от бескормицы.
Татьяна не могла себе позволить эгоистично упиваться горем. Слишком много людей — их судьбы, зарплаты, благополучие семей — были связаны с ее работой. Плотная занятость имела и положительный аспект — в течение трудового дня Тане некогда было размышлять о семейных проблемах.
Она приняла стратегическое решение: никому ничего не рассказывать, не афишировать, ни с кем, кроме Лизы, не делиться. Возможно, тревога ошибочная, и за ложную сирену Миша еще получит!
Но в конце дня позвонила Виктория Сергеевна:
— Говорят, от тебя муж ушел?
Татьяна не имела понятия, кто донес, но совершенно точно знала, по какому каналу пришла информация. По телефону. Если убрать из суток восемь часов сна и два часа на прочие физиологические нужды, то остальное время Виктория Сергеевна проводила с телефонной трубкой у уха. Она постоянно кому-то звонила, ей названивали, записная телефонная книжка Татьяниной начальницы была объемом с энциклопедический словарь. Виктория Сергеевна Павленко знала много и обо всех значимых городских фигурах. Вздумай она вести бумажные досье, ей давно бы ускорили отход в мир иной.
Вместо того чтобы отвести душу, поехать плакаться подруге Лизавете, Татьяна отправилась к бывшей начальнице.
За десять с лишним лет, которые Татьяна знала Викторию Сергеевну, фигура последней мало изменилась. Если представить каучуковую бочку, в нескольких местах перетянутую жгутом — на месте как бы шеи, в районе как бы груди, в области вроде талии, — сверху на бочку поставить маленькую головку, а внизу две коротенькие ножки на заметном расстоянии друг от друга, то мы получим контурный эскиз Виктории Сергеевны.
Только не надо думать, что Виктория обделена женским счастьем. Она имела его с лихвой. Дважды выходила замуж, четверо прекрасных детей, шестеро восхитительных внуков… А в промежутках… Татьяна была готова поклясться (слышала телефонные разговоры), что Виктория до последнего крутила шуры-муры.
Подчас Татьяне казалось, что ее начальница (не Венера обликом, чего уж таить) обладает волшебным женским приемом, способным делать из мужиков послушных ягнят. Раньше подмывало спросить — из чистого любопытства. Теперь хотелось услышать от мудрой старой черепахи — что я делала неправильно? Какого тайного секрета не знаю?
Виктория Сергеевна жила в центре, в старинном двухэтажном особнячке, правдами и неправдами вычеркнутом из исторических памятников, внутри полностью перестроенном на пять квартир — для Виктории и четверых ее детей. Городское общество любителей истории вело давнюю и безуспешную борьбу за конфискацию особнячка и устройства в нем музея.
Дверь Татьяне открыла домработница. Виктория показалась в конце длинного коридора (естественно, с телефонной трубкой у уха) и махнула рукой:
— Проходи!
Татьяна нередко бывала в этих барских хоромах, и в последнее время зависть к их обладательнице сменилась на жалость: как ни высоки тут потолки, ни замечательны лепнина и обои, ни вызывающе дорога мебель — сил они хозяйке не прибавляют. Нет, лучше уж быть бедным, но здоровым.
— Какие арбузы? Испанские? Без косточек? — спрашивала в микрофон, астматически дыша, Виктория Сергеевна. — Где будут продавать? В универсаме на Садовой, бывшей Кирова? Кто поставщик? Странно. Почему это Филя занялся арбузами, если всегда по обуви специализировался? Что-то здесь нечисто. Ну, все, пока! Еще один звонок, — обратилась Виктория Сергеевна к Татьяне. И, нажимая толстыми пальцами на кнопки, закричала в голос: — Настя! Где тебя носит? Нам тут лапу сосать?