Улеб Твердая Рука(др. изд)
Шрифт:
— Ну уж нет! Мы с ней условились!
— Мало что вы уславливались. Я поклялся вернуть ее уличам.
— А я поклялся вернуть ей волюшку! — кипятился чеканщик. — Ты-то кто ей?
— Братец родной.
— А я суженый! Ох, не погляжу, что ты…
— Договаривай! Договаривай! — Улеб взорвался. — Иль забыл, что я Твердая Рука!
— А я Меткий Лучник!
— Да я!.. — Улеб даже лошадь попридержал. Но вдруг подавил в себе негодование. — Слушай, Велко, довольно нам ссориться. Сестрица поедет куда пожелает.
— Мы с нею навеки, знаю.
— Вот и будешь вместе
— Лучше ты вместе с нами в Расе.
— Сама порешит, как быть.
— Ну и посмотрим.
Обоих подстерегло ужасное разочарование в первый же день пребывания у злополучного кастрона. Улии в нем не оказалось. Кого из добрых людей спроси, все в один голос:
— Красивую невольницу хозяин забрал к себе. Давным-давно присылал слугу за Марией.
— Где, где Калокир? — переспрашивали.
— Бог его знает, где-то в армии, — отвечали, — сам сюда вовсе перестал наведываться. Лишь как-то нагрянули издалека воины с его приказом, перебили тут некоторых, а главного их, Блуда, связали и уволокли.
Друзья допытывались снова и снова, отказывались верить ушам своим. Улеб проник в укрепление, все разузнал поподробнее, перепроверил — не обманули. Осунулся с горя, часами понуро сидел на поваленном дереве в каштановой роще, где Велко по старой памяти избрал постой для лошадей.
— Все толкуют… Мария, Мария… Почему Мария?
— Нашу Улию, — вздохнул Велко, — так объявил Калокир. Ладно, будем искать повсюду. Калокир — стратига, патрикий, человек видный.
Проезжая мимо обрамленного густым тростником круглого озерца посреди каменистой низменности, Велко воскресил в своем рассказе картину неудачного побега с Улией, поединка дината и Лиса. Напоминание о потерянном огненном жеребце усугубило и без того очень мрачное настроение Улеба.
Решили пробираться в столицу. Там есть дом Калокира, болтливые слуги. Опасно, конечно, да что поделаешь.
А однажды в скромной придорожной корчме довелось Твердой Руке и Меткому Лучнику услышать кой-какие новости.
Они сидели за ужином в полутемном углу, как всегда избегая общения с посторонними без нужды. Время было вечернее. За плотно заколоченными окнами противно завывал мокрый холодный ветер. Изредка раздавался скрип проезжавших мимо повозок. Зябко покрикивали погонщики, тяжело хлюпали копыта буйволов в зимней распутице.
В корчме было тепло и шумно. Кто победней, находил здесь овсяную или тыквенную кашу и горячую подслащенную воду. Кто побогаче, удовлетворялся куском дымящейся говядины и молоком. Знаменитые ромейские виноградные напитки, столь обязательные в домах империи, здесь почему-то не подавались. Вероятно, настали самые черные дни заведения.
Некоторые гости, утолив голод и жажду, тут же, не вставая из-за столов, засыпали, уронив головы на руки. Улеб и Велко намеревались последовать их примеру. Им частенько приходилось коротать ненастные ночи в таких вот малоприметных заведениях на отшибе больших дорог.
Внезапно в корчму ввалился воин. Весь его усталый вид указывал на то, что прибыл он издалека. С порога окинув равнодушным взглядом притихшую при его появлении чернь, он заметил в укромном углу двух насторожившихся юношей своего ранга и не замедлил направиться к ним с воинским приветствием.
Велко, который временами проявлял горячность, приподнялся, чтобы испытать прочность его черепа увесистой амфорой, но Улеб мигом водворил друга на место. С изысканной вежливостью ответив на приветствие вошедшего, Твердая Рука подвинулся на скамье и жестом пригласил его к столу.
— Дьявольская погода, — весело ругнулся ромей и хлопнул ладонями, призывая хозяйку. — Тащи свое пойло, ведьма!
Женщина безропотно принесла мясо, кашу, воду, хлеб и молоко — все сразу.
— Вина!
— Не прогневайся, защитник наш, — сказала она, — нет ни капли.
— Значит, все тут аквариане? Вот неудача!
Улеб этак по-свойски поинтересовался:
— В Константинополь держишь путь, приятель?
— Напротив, из Константинополя.
— Что слышно в благословенной твердыне нашей? Давненько не видывал я столицы. Мы с ним, — Улеб кивнул на Велко, — сражались с норманнами в Калабрии во имя непревзойденного отца храбрых римлян Никифора Фоки, да воссияет он вечно, незыблемый светоч Священного Пала…
— Что?! — прервал его воин, вытаращив глаза.
— А что?
— Когда прибыли из Калабрии? — удивленно спросил ромей.
— Прямо оттуда. В чем дело, приятель?
— Фоку вспомнил? — воскликнул тот, как видно, проникаясь сочувствием к несчастной братии, вынужденной служить в несусветной провинции, куда своевременно не долетают даже такие важные известия. — Хвала богоугодному повелителю христиан Иоанну Цимисхию!
— Слава Цимисхию! — гаркнул Улеб и толкнул под столом ногу Велко.
— Слава Цимисхию! — гаркнул и наш булгарин.
— Слава-а-а! — завопили присутствующие, обожженные взглядом солдата. Спавшие очумело повскакивали на ноги, решив спросонья, что вспыхнул пожар.
— Значит, ты был свидетелем большого зрелища на ипподроме? — спросил Улеб.
— Величайший праздник! — последовал восторженный ответ.
— Завидую тебе, приятель, — сказал Улеб и вновь подтолкнул Велко.
— Завидую тебе, — сказал и тот, поглаживая амфору.
— Я слышал, почему-то уже не выходят на арену бойцы главной палестры, — продолжил Твердая Рука, — их именитый наставник куда-то запропастился, это правда?
— Верно. Анит Непобедимый долго был в изгнании, но вернулся с триумфом. — Солдату явно льстила собственная осведомленность. — Сам он, Непобедимый, уже не тот. Зато заставил город восторгаться своим новым бойцом.
— Новым бойцом? — взволнованно спросил Улеб.
— О, Непобедимый всегда найдет чем удивить! — воскликнул воин. — Вам, вероятно, неизвестно, я же помню еще, как лет десять назад он потряс всех невиданным учеником. Был у него юный раб из тавроскифов. Совсем мальчишка. Этот… Тяжелая Рука. Силе-е-ен, я вам скажу, невероятно. Теперь же Непобедимый раздобыл бойца похлеще. Колосс! Кулачищи — во! Плечищи — во! Голова — литой колокол! Всех подряд валит. Анит привез его из Округа Хавороя и сразу выставил в честь нашего Цимисхия.